Бродник - Денис Старый

Так что технологии и… опять же технологии — вот наш главный товар и возможность привлекать разные силы для борьбы с захватчиками Руси.

— Соды, почитай, что и не осталось. Мало её у нас. А я не делал никогда соду, я только её покупал у немцев, — дрожащим голосом говорил мне ремесленник.

И я не знал, как ее производить. Из золы, вроде как. Есть еще какие-то содовые озера…

Может быть, я многого хочу от людей? Заложенные в них нарративы невозможно изменить? Вот взять этого, стоящего сейчас передо мной, мастера. А ведь у него действительно получаются очень интересные и красивые стеклянные браслеты, бусы. Может, это его предел?

Нам нужны ещё стекольщики. Вот бы, как в компьютерной игре, взять и купить их где-нибудь. Так ведь не продаются. И пока мы не начнём проводить акции и отбивать увозимых в Орду ремесленников, вряд ли я чего-нибудь добьюсь.

Есть и другой вариант — отправиться в генуэзскую факторию и уже там попробовать найти нужных для меня специалистов. Вряд ли, конечно, они согласятся переехать сюда. И вряд ли у меня получится договориться с генуэзцами о том, чтобы открыть производство зеркал в Тане, на территории фактории. Там же рядом и венецианская колония.

Тут к бабке Ведане не ходи — точно бизнес отожмут. Так что пока остаётся лишь экспериментировать с тем, что есть, используя для этого последнюю соду.

— Будем собирать поташ, попробуем соду сами делать. А ты, — я пристально посмотрел прямо в глаза ремесленнику, — работай так, думай так, изобретай так, словно бы от этого зависят и твоя жизнь, и жизни твоих родичей.

Стекольщик побледнел. Явно оценил мои слова как прямую угрозу. А я и не стал его разочаровывать. Может быть, начнёт что-то делать. Мотивация жить — самая сильная.

Технологию производства зеркал, которая была когда-то внедрена венецианцами на знаменитом стекольном острове Мурано, на словах я рассказал, как знал. Вопрос только был с тем металлом, который нужно заливать в пузырь. Этого я не знал. Думал, что медь, но уже понятно, что нет.

Более того, если венецианцы делали стекло, производя большой стеклянный пузырь и разрезая его, то французы к концу XVII века иной истории усовершенствовали производство. И они уже стекло раскатывали. Может, серебряного покрытия нам не хватает, чтобы создать устойчивую амальгаму…

Ну так стекольщик все эти понятия уже знает. И ему было сказано, чтобы взаимодействовал по всем вопросам с ювелиром. И металлов я не жалею, чтобы понять, создать, технологию.

Хотел заполнить пустоту хорошими эмоциями, увидеть зачатки прорывной технологии, а шёл спать со сплошным разочарованием.

— Я могу возлечь с тобой? — спросила Беляна, которая с сыном так и жила у меня в доме.

Я посмотрел на свернувшегося калачиком спящего сына Беляны, на нее.

— Нет… И… будь сестрою мне, не женой. Кого найдешь себе, рад буду. Ты достойна быть счастливой. И я не оставлю вас.

— Храни тебя Господь, Ратмир, — сказала Беляна и пошла моститься спать рядом с сыном.

Не могу и не хочу ее обижать. Ведь какие бы с женщиной не были договоренности, что, мол свободные отношения, или мы так… дружеский секс. Нет, этого не может быть, если люди нормальные. Мужики думают телом, женщины чувствуют и телом и душой. Похоже, что мне нужно было шмякнуться головою о землю, условно конечно, чтобы начинать понимать происходящее, или думать, как взрослый человек.

Следующий и последующий дни были похожи друг на друга настолько, что слились в одни унылые сутки. Работали, производили железо, чугун. Двое детишек чуть не утонули, когда пошли за болотной рудой. Но и это было буднями. Не раз и не два на дню может случаться что-то. Кто ногу поранит, кто руку. Бывает.

За полпуда руды объявлялась по поселению награда — на три дня двойная порция еды, с молоком, козьим сыром и солониной, — для того, кто руду принесёт, а также для его семьи.

Вот мальчишки и решили подзаработать, да пошли без спроса на болото. Слава Богу, или старым богам, непоправимого не случилось. Правда, оба сборщика железа сейчас лежат с высокой температурой, возможно, и с воспалением лёгких, и Ведана их пытается вытянуть из лап смерти. Но говорит, что пойдут на поправку. Что…

— Пока ты с нами, я могу уговаривать духов и они лечат людей, прогоняя зло и приспешников Мары, богини смерти, — объясняла мне Ведана.

Ну хочет она в это верить, так чего же разубеждать-то? Мне же выгодна очевидна. Власть теперь держится и на том, что люди верят в некие силы, что позволяют нам еще не сгинуть. Мало того…

— Смотрят люди на колесо то, да на домну, что сладили мастеровые при твоем слове… Диву даются, что такое можно. Уже верят в то, что ты разговариваешь со Сварогом, — когда это говорила Ведана, лукаво улыбалась. — А я и подтверждаю мысли людей.

Все она понимает. Но только бережно хранит образ таинственный, недосказанный. Объясняет людям все происходящее так, чтобы обязательно ввернуть в рассказ богов.

Два дня… А вот на третий день я проснулся с тревогой внутри. Моё подсознание подсказывало, что слишком уж обыденно проходят дни, и не может быть так: всё слишком спокойно.

И не успели мы позавтракать, провести совещание по распределению фронта работ, как увидели дым со стороны Берегового. И тут же показалась красная тряпка на самом высоком дереве на холме.

С двух направлений опасности…

— Тревога! Всем взять оружие и облачиться в бронь! — кричал я.

— А как же мы? — спросил один из бродников, статус у которых пока как у пленных.

— Связать их и привязать к дереву! — после некоторых раздумий приказал я.

Ещё не было доверия к этим людям. Да они не особо скрывали своё недовольство, то и дело чесали языками абы что. Было бы иначе и вели бы себя смирно и лояльно, то рискнул бы дать им оружие. А так — нет.

— Как думаешь, кто это? — уже опоясавшись мечом, со щитом в руках, шёл ко мне Мирон.

— Да кто угодно может быть. Дождаться нужно Лихуна: это он с отроками эту ночь был на холме, — отвечал я.

— Как же мало нас, что дитяток привлекаем в службе, — посетовал Мирон. — У Лихуна же вовсе летов по десять дети на службе.