Лекарь Империи 10 - Александр Лиманский

— Начинаем протокол пробуждения, — сказал я, доставая из кармана диагностический фонарик.

Я осторожно приподнял веко Ксении. Светанул в зрачок. Темный кружок мгновенно сузился в точку. Быстро, симметрично.

— Зрачковый рефлекс в норме.

Я проверил корнеальный рефлекс — легкое, почти невесомое касание кончиком стерильной ваты роговицы. Веко тут же рефлекторно дернулось.

— Корнеальный рефлекс сохранен.

Я сдавил ногтевое ложе на ее пальце. Рука дернулась в ответ, попыталась отдернуться от болевого раздражителя.

— Болевая реакция присутствует. Целенаправленная.

Хорошо. Ствол работает. Базовые, самые древние функции сохранены. Мозг жив. Но это мозг ящерицы, рептилии. А где человек? Где Ксения?

Я повернулся к Императору. Он стоял, вцепившись в поручень кровати так, что костяшки пальцев побелели. Лицо — восковая маска напряжения.

— Ваше Величество, — сказал я мягко. — Сейчас самый важный момент. Не торопите ее. Не кричите. Просто будьте рядом. Говорите с ней спокойно, ласково. Возьмите за руку.

Сейчас он — главный инструмент. Не скальпель, не препарат. Просто голос отца. Последний ключ, который может открыть запертую дверь сознания.

Он кивнул. Движение было резким, судорожным. Он осторожно взял маленькую, бледную ладошку дочери в свои огромные руки.

— Ксюша… — его голос был хриплым, сорванным. — Солнышко мое… пора просыпаться…

Ничего. Ни движения, ни вздоха, ни трепета ресниц.

— Мы ждем тебя, — продолжил он, и его голос дрогнул. — Я жду.

Минута.

Две.

Пять.

— Почему она не просыпается? — в голосе Императора зазвучала неприкрытая паника.

— Дайте ей время, — ответил Артем, не отрывая взгляда от мониторов. — Мозг сам выберет момент.

Семь минут.

Восемь.

Десять.

— Двуногий! — Фырк заметался по моему плечу, его маленькие лапки царапали воротник халата. — Почему она не просыпается? Я вижу — астральное тело полностью соединено! Серебряная нить крепка! Все должно работать!

Глава 11

Пробуждение — это не только физиология. Это выбор. Решение вернуться. Иногда после такой травмы, после такого путешествия на тот свет, сознание… не хочет возвращаться.

Там, в темноте, нет боли. Нет страха. А здесь… здесь все это ждет снова. И нужно огромное мужество, чтобы сделать шаг обратно, в мир живых.

Двенадцать минут.

Тринадцать.

Я не выдержал. Наклонился к ее уху. Близко, так, чтобы мое дыхание касалось ее кожи.

— Ксюша, — прошептал я. — Послушай меня. Я знаю, там, где ты сейчас, спокойно. Тихо. Безопасно. Но здесь тебя ждут. Он ждет. Он так долго ждал, чтобы услышать твой голос.

Пауза.

— Помнишь, ты хотела увидеть море? Оно ждет тебя. Настоящее море. С чайками, которые кричат на рассвете. С волнами, которые щекочут пятки. С песком, горячим от солнца. С ракушками, в которых слышен шум прибоя.

Я не лекарь сейчас. Я — рассказчик. Я продаю ей мечту. Я рисую ей картину мира, в который стоит вернуться. Я даю ей причину. Самую сильную из всех.

— Пора просыпаться, Ксюша. Пора возвращаться к нам.

Я отстранился. Смотрел на ее лицо. Бледное, спокойное, неподвижное. Как у прекрасной восковой куклы.

Веки — ни дрожи, ни движения. Ресницы — темные полумесяцы на бледных, почти прозрачных щеках.

Четырнадцать минут.

— Пожалуйста, Ксюшенька… — Император уже не скрывал слез, они текли по его небритым щекам. — Вернись ко мне… Я так долго ждал…

Пятнадцать минут.

На ЭЭГ — четкие, уверенные альфа-волны. Мозг бодрствовал. Но глаза оставались закрытыми.

— Может, увеличить стимуляцию? — предложил Артем шепотом. — Нашатырь? Болевой раздражитель?

— Нет, — отрезал я. — Она должна захотеть сама.

Шестнадцать минут.

Семнадцать.

Ну же, Ксюша. Сделай выбор. Вернись. Сделай вдох. Глубокий, полный, как ныряльщик перед погружением. Открой глаза. Покажи нам, что борьба была не напрасной. Что чудо случилось не зря. Что Ррык отдал свою силу не впустую.

Восемнадцать минут.

И тут…

Ее ресницы дрогнули. Едва заметно. Как трепет крыльев бабочки.

— Смотрите! — выдохнул Артем.

Ресницы дрогнули еще раз. Потом еще раз. Сильнее.

Веки медленно, мучительно медленно, словно преодолевая огромное сопротивление, начали подниматься. Миллиметр за миллиметром. Как тяжелые театральные занавесы, открывающие сцену после долгого антракта.

Серые глаза — точная копия отцовских — смотрели прямо на меня. Не расфокусированные, не пустые. Ясные. Осмысленные. Понимающие.

Она смотрела на меня и видела меня.

Есть. Контакт есть. Это она. Ксения. Не просто набор рефлексов. Личность. Сознание. Она вернулась. Сердце, до этого сжатое в ледяной комок, сделало болезненный кульбит и забилось ровно. Мы победили. По-настоящему.

— Молодец, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, хотя внутри все пело и ликовало. — Отлично. А теперь, Ксюша, мне нужно проверить, все ли в порядке. Не пугайся. Просто выполняй мои команды. Хорошо?

Она попыталась кивнуть, но получилось только легкое подрагивание подбородка.

— Не надо кивать. Пока рано. Просто моргни один раз, если слышишь и понимаешь меня.

Моргнула. Четко, осознанно.

Отлично. Сознание ясное. Понимание речи сохранено.

— Теперь посмотри направо. Только глазами.

Глаза медленно, с видимым усилием, повернулись вправо. Движение было неровным, прерывистым, но абсолютно целенаправленным.

— Хорошо. Теперь налево.

Влево.

— Вверх.

Вверх.

— Вниз.

Вниз.

Глазодвигательные нервы в порядке. III, IV и VI пары черепных нервов функционируют. Это была уже огромная победа.

— Двуногий, — зашептал Фырк, вцепившись в мой воротник от волнения. — Все нервничают! Скажи им что-нибудь!

Я выпрямился и, не оборачиваясь, поднял руку.

— Всем замереть! — скомандовал я громко, зная, что меня услышат через стекло. — Ни звука! Ни движения! Это важно!

За спиной воцарилась абсолютная тишина. Я повернулся обратно к Ксении.

— А теперь, Ксюша, самое сложное. Попробуй что-нибудь сделать. Любое движение. Пошевели пальцем, рукой, чем угодно. Не торопись. Не напрягайся. Просто подумай о движении. Представь его. И пусть тело само решит, готово ли оно.

Я приподнял изголовье функциональной кровати. А она перевела взгляд на свою левую руку, безвольно лежащую поверх одеяла. Маленькая, бледная, с тонкими синими венками под почти прозрачной кожей.

Она смотрела на нее с такой отчаянной концентрацией, словно пыталась сдвинуть ее одной лишь силой мысли.

Секунда.

Две.

Пять.

Десять.

Ничего. Рука лежала неподвижно, как восковая.

Я видел, как в глазах Императора за моей спиной надежда медленно сменяется первобытным ужасом. Но я видел другое.

Я видел это не глазами. Я видел это Сонаром.

Титаническая битва в ее моторной коре. Миллиарды нейронов кричали, посылая сигналы, которые обрывались, терялись, упирались в мертвые зоны. Старые проводящие пути, поврежденные сдавлением, молчали.

Но мозг, этот гениальный, упрямый орган, искал обходные маршруты. Прокладывал новые тропинки там, где было непроходимое болото. Как вода, которая всегда найдет себе дорогу.

— Давай, Ксюша, — прошептал я. — Еще немного. Ты почти справилась.

Я понимал. Это было физически больно —