Варяг III - Иван Ладыгин

в своем роде даже величественная. Последние гости вчерашнего пира, те, кто не смог или не захотел добраться до своего угла, застыли в самых причудливых, почти скульптурных позах на дубовых лавках, на грубо сколоченных столах, даже прямо на пледах и шкурах, разбросанных по полу. Их храп, хриплый, разноголосый и оглушительный, создавал мощную симфонию победившего хаоса. Вокруг смердело перегаром, потом и жаренным мясом, которое долго не разогревали. Так себе аромат…

Мои верные дружинники стояли в дверях на своих постах. Некоторые «бдили» у несущих столбов. Помятые красные морды и полопавшиеся капилляры в глазах говорили жесточайшем похмелье. Но они держались, впиваясь в окружающее пространство воспаленными зоркими взглядами. Орлы! Не иначе!

Эта многолюдная давка откровенно раздражала меня. Понятное дело, тут это было привычным явлением… Но в прошлой жизни я успел привыкнуть к одинокому комфорту.

«Отдельные казармы для дружины построю, — мысленно отметил я. — И большую общую баню поставлю. А лучше римские термы… С густым паром, березовыми вениками и ледяной купелью. Этакий сплав русского и римского зодчества! Как только отвоюемся, сразу займусь инфраструктурой и культурным просвещением».

Прямо за центральным столом, склонив голову на скрещенные руки, спал Эйвинд. Он уткнулся лицом в пустую деревянную тарелку, измазанную засохшими остатками жира и темными каплями пролитого пива.

Я тихо подошел и уселся на лавку напротив. Помахал рукой одной из снующих по залу служанок — худой бледной девчонке, дочери какого-то окрестного бонда.

— Девушка! Эй, девушка! — тихо позвал я. — Принеси мне жаренного мяса, с кровью. Целую ковригу хлеба… И большой кувшин родниковой воды, самой холодной, что найдешь. Не медовухи, слышишь? Только воды.

Она испуганно кивнула, скосила глаза на моих бесстрастных охранников и пулей скрылась в глубине дома, за грубой тканой занавеской, ведущей на кухню. Спустя несколько минут все было готово.

Мясо, покрытое румяной корочкой, дымилось на дубовой доске, а огромная хлебная краюха пахла зрелым зерном, золой и самим солнцем. Я, не сдерживаясь, накинулся на еду, как голодный волк после долгой, голодной зимы, с наслаждением разрывая волокна мяса крепкими зубами и запивая его большими жадными глотками ледяной живительной влаги. Она была в тысячу раз вкуснее и желаннее любого, даже самого старого вина.

Утолив голод, я опустил пальцы в почти пустой кубок и, метко прицелившись, брызнул несколькими каплями холодной воды прямо в лицо своему верному другу.

Эйвинд дернулся, как от удара током, громко крякнул, но не проснулся. Второй, более точный выстрел вызвал недовольное сонное ворчание. Ну, а третий уже сработал как надо…

Мой друг с трудом оторвал голову от стола. Его лицо было помято, как после доброй драки, глаза блестели крошечными, заплывшими щелочками. И в них плескалось отчаяние жестокого похмелья…

— Проснись… и… пой! Проснись… и… пой! — с легкой насмешкой пропел я куплетик из своей старой жизни, чувствуя, как и сам понемногу оживаю, наполняясь силой от сытной еды и холодной воды.

Эйвинд несколько раз моргнул, с трудом фокусируя на мне свой затуманенный взгляд. Его сознание медленно, с явным усилием, возвращалось из небытия, плывя сквозь густые, непроглядные туманы вчерашних возлияний.

— А-а… Рюрик… — прохрипел он. — Поздравляю с женитьбой… Ну, и всё такое прочее… Искренне. Будьте счастливы. Желаю вам много детей. Сильных. Здоровых. Чтобы… чтобы продолжили твои безумные дела…

— Ага… Спасибо за добрые слова, — я отломил большой кусок душистого хлеба и протянул ему через стол. — Давай, приводи себя в порядок, друг. Умывайся, ешь, протрезвляйся. Скоро пойдем к беженцам из Гранборга. Проведаем да посмотрим, как они устроились. Авось, кого-нибудь в пехоту завербуем… Или на стройку… Здоровых мужиков они с собой пригнали, не одни старухи да дети. А им без дела скучно, могут начать буянить и проблемы создавать.

Пока Эйвинд нехотя приходил в себя, я попросил слуг принести ему плотный завтрак и большой кувшин воды. Аппетит у друга оказался поистине зверским. Он молча, но с явным удовольствием умял полную глиняную миску густой, наваристой похлебки с кореньями и мясом, заел ее доброй половиной краюхи хлеба и солидным фунтом холодной, сочной говядины, и запил все тем же огромным кувшином ледяной воды, после чего с наслаждением вытер свое потное лицо и пышную бороду мокрым рукавом рубахи.

— Ну, теперь я почти человек, — проворчал викинг, с трудом поднимаясь со скамьи. Затем он с удовольствием потянулся и хрустнул всеми суставами… — Почти. Только вот голова трещит, будто по ней гномы работают… Своими тяжеленными молотами…

— Это пройдет, обязательно пройдет, — успокоил я его, похлопывая по плечу. — Свежий воздух и пара дел — лучшее лекарство от такой напасти.

Когда он окончательно пришел в себя, я подозвал к себе двух дружинников из тех, что были построже да посолиднее.

— Слушайте сюда, братья… — сказал я тихо. — Охраняйте покой моей жены. Никого не впускать и не выпускать, пока она сама не проснется и не соизволит выйти. Ни-ко-го, поняли? Даже если сам Один, Отец Павших, постучится в эту дверь и потребует аудиенции, говорите, что конунг Рюрик лично приказал не беспокоить Астрид ни под каким предлогом.

Те синхронно кивнули, в глазах вспыхнули огоньки безоговорочной ответственности.

Мы с Эйвиндом вышли на улицу. Воздух был свеж и упруг, как стан молодой девицы… Пахло морем, дымом и серебряной росой. Солнце уже давно висело над темными грядами гор, но его осенние лучи еще не успевали как следует прогнать ночной холод и высушить лужи на утоптанной земле.

Держась на почтительной дистанции, за нами последовали мои хускарлы — молодые, крепенькие, как дубы. Так… для моего же спокойствия и для видимости. Времена были смутные, непредсказуемые, и даже в собственном, казалось бы, городе, среди своих людей, расслабляться и терять бдительность было непозволительной роскошью. Слишком уж много глаз смотрело на меня сейчас с немой завистью, а то и со скрытой ненавистью…

По пути Эйвинд поподробнее решил рассказать мне о беженцах.

— Большинство Гранборгцев разместили в пустующих домах на восточном краю города, поближе к старой стене. После прошлого налета Харальда многие семьи полегли, а их жилища остались нетронутыми. Селили по три-четыре семьи в один большой дом. Кое-кто сам себе шалаш сколотил прямо у подножия стены из досок, веток и того, что под руку подвернулось. В общем, как-то живут, ютятся.

— Последнее — не очень хорошо… Все необходимое им предоставили? — спросил я, оглядывая постройки, некоторые из которых все еще несли на себе следы недавней битвы. — Дрова, еду, одеяла? В моем Буяне не должно быть голодных, замерзающих и брошенных на произвол судьбы людей.

— Дрова — да, из городских стратегических запасов велел