Варяг III - Иван Ладыгин

Спускаясь с холма к дымящимся развалинам, Торгнир кожей чувствовал, как нарастал ропот в его войске. Викинги, шедшие за ним, видели то же самое. До ушей доносились громкие проклятья, разочарованные возгласы, вопросы, на которые не было ответов. Бывалые воины хмуро молчали. Они-то понимали всю катастрофичность положения. Менее стойкие, те, кто пришел за легкой добычей и славой, уже оглядывались по сторонам… От них смердело скверным запахом предательства…

Торгнир почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Его авторитет, его громкие обещания богатой добычи, славы и новых земель — все это могло рассыпаться в прах здесь и сейчас, на этом проклятом пепелище, под безразличным свинцовым небом.

Он не мог этого допустить.

Ярость, всегда кипевшая в нем где-то глубоко внутри, вырвалась наружу. Он резко осадил коня перед черными, обугленными воротами Гранборга, вернее, перед тем, что от них осталось, и развернулся к своей замершей в нерешительности армии.

— Братья мои! Гордые викинги, потомки великих конунгов и берсерков! Посмотрите! Вглядитесь в это пепелище! Посмотрите, что сделал наш враг в страхе перед вашей силой, перед вашей доблестью! Он не вышел нам навстречу в честном бою! Нет! Он, как вор, подкрался ночью и сжег ни в чем не повинный город! Сжег дома, где жили мирные люди! Сжег амбары, полные зерна! Сжег запасы, что могли накормить ваших детей и ваших жен! Лишил людей крова и хозяйства! Он боится нас! Боится честного боя! Он знает, что его жалкие стены не выдержат нашего натиска, и потому он прибегает к подлой тактике выжженной земли!

Он видел, как его слова падают на сухую солому сомнений. Злоба, разочарование и страх — все это искало выхода. И он давал им цель. Это нарастающее недовольство нужно было отвести от себя и желательно направить на врага.

— Да! Смерть поджигателям! Смерть ублюдкам! — пронеслось по первым рядам, и крик был подхвачен тысячами глоток. — Смерть!

— Не удивлюсь, если и мой родной брат, Лейф, принимал в этом участие! — продолжал Торгнир, вкладывая в слова все свое горькое презрение. — Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься! Отбросы притягиваются друг к другу! А Лейф давно уже продал свою честь и стал тенью этого выскочки! Все вы об этом знаете! Он предал кровные узы! Предал наш род! Предал память наших предков! И я обещаю вам! Мы найдем их! Мы накажем их! Мы вернем справедливость и настоящий закон на эти земли! Наши имена скальды будут петь в веках, и наши сыновья будут гордиться нами! Мы победим! Ибо за нами правда! За нами гнев богов и честь настоящих воинов!

— Да! Да! Все правильно, Торгнир! С нами правда! — скандировала толпа, и вот уже гнев сменился боевым пылом, а разочарование — жаждой мести. Он снова владел ими. Он превратил тактическое поражение в моральную победу.

И в этот миг, когда его власть над толпой казалась абсолютной и незыблемой, раздался короткий свистящий звук.

Стрела с глухим влажным звуком вонзилась в грудь его гнедого жеребца, прямо под шею. Верный конь взметнулся на дыбы, а затем рухнул на бок, едва не придавив седока.

Торгнир кубарем вылетел из седла, больно ударившись оземь, но адреналин и ярость были сильнее боли. Он мгновенно вскочил на ноги, его рука сама потянулась к рукояти меча. Он не чувствовал ушиба — лишь слепую ярость от этого нового оскорбления.

— Со стороны холма! Справа! — закричал кто-то из хускарлов.

На них обрушился град стрел. Они летели с соседнего лесистого холма. Они свистели в воздухе, находя свои цели с пугающей точностью. С хриплыми криками падали воины, стрелы находили щели в кольчугах, втыкались в незащищенные шеи и лица…

— СТЕНА ЩИТОВ! КО МНЕ, ВОИНЫ АЛЬФБОРГА! — проревел Торгнир.

Но его личная дружина уже не нуждалась в приказах. Опытные, закаленные в боях воины сомкнули щиты с отработанными движениями, прикрывая себя и тех, кто был рядом. Деревянный барьер, утыканный стрелами, как дикобраз, вырос на окраине пепелища…

— Вперед! Убить этих стрелков! Убить их всех! — завопил Торгнир, и, подобрав щит павшего рядом берсерка, он первым рванулся в атаку на холм, не дожидаясь общего построения.

Его ярость была заразительна. Воины хлынули за ним с могучим ревом. Подъем был крутым, земля — скользкой от пепла и недавнего дождя. Стрелы продолжали косить их, вырывая из строя человека за человеком, но ярость атакующих и стыд от возможности показаться трусами были сильнее страха.

На вершине холма их ждало зрелище, от которого на мгновение застыло сердце даже у Торгнира. Против них стояли призраки. Легенды. Сага, ожившая в самый неподходящий момент.

Это были обычные старики. Древние седовласые викинги. Они стояли, опираясь на тяжелые секиры и древки длинных копий. На их щитах угадывались старые победные зарубки, каждая из которых могла бы стать историей для целой песни. Их было не больше трех десятков. Против нескольких тысяч.

Один из старцев шагнул вперед. Его голос загремел, как гроза среди ясного неба:

— ВАЛЬХАЛЛА! — крикнул он, с легкостью поднимая свой тяжелый топор.

— ВАЛЬХАЛЛА! — подхватили его сородичи, и их общий клич прокатился по холму, затмив на мгновение рев нападавших.

Старики сами ринулись в бой. Это было медленно и коряво, но все равно пугающе… Обыватель со стороны описал бы их последнюю атаку как марш седобородых марионеток, брошенных своим кукловодом. Уродливо. Опасно. И мрачно… Будто сами драугры поднялись из склепов и бросились во все тяжкие…

Поэтому неудивительно, что первые ряды людей Торгнира дрогнули и попятились.

Бой вышел коротким, жестоким и пронзительно трагичным. Это был последний пир обреченных воинов, последний акт великой драмы…

Торгнир, пробиваясь сквозь толпу своих же воинов, скрестил меч с тем самым костлявым стариком-предводителем. Тот парировал его первый удар. При этом глаза старика горели холодным синим огнем, в них не было ни страха, ни ненависти — лишь спокойная готовность к своему концу и какая-то дикая радость.

— За Гранборг! За каждое сгоревшее бревно! — прохрипел старик и, отшатнувшись, плюнул Торгниру в лицо.

Слюна, смешанная с кровью, попала на щеку. Молодой ярл отшатнулся от неожиданности, и в следующее мгновение секира просвистела в сантиметре от его головы. Ярость ударила в руки. Торгнир ответил молниеносным выпадом в грудь старика. Его клинок пробил старую кольчугу, раздробил старое ребро, порвал легкое…

Старик с клокотанием в горле выдохнул:

— Спа-си-бо…

Рядом один из молодых викингов Торгнира с разбегу зарубил седобородого старика, который, уже будучи раненым в ногу, опирался на щит.