Инженер Петра Великого 11 - Виктор Гросов

— А что, если голландцы, защищая свой рынок, опустят цены? — подала голос Анна. — Или гильдии откажутся работать, посчитав это «грязным» ремеслом?

— Голландцы не смогут тягаться с нашим конвейером, — ответил я. — Наша производительность будет вдесятеро выше, а цена — втрое ниже. Что до гильдий… — я посмотрел на Анну, — золото, Анна Борисовна. Золото еще никого не делало несчастным. Они будут драться за наши заказы.

— Рынок сбыта, — я перешел к самому наглому пункту моего плана. Этот термин пока знает только Анна. — Мы в блокаде? Отлично! Это развязывает нам руки. Объявим, что наша мануфактура начинает прием заказов. И продавать будем всем. Официально — через нейтральных швейцарских и генуэзских купцов. Французам, австрийцам, англичанам — кому угодно.

— Врагам⁈ — взревел Пётр. — Ты в своем уме⁈

— В своем, Государь! Мы станем продавать оружие всем участникам Крестового похода против нас же. Подумай. Представь, что австрийский генерал узнает о появлении у французов наших дальномеров. Он немедленно отправит гонца к нам, чтобы купить такие же! Отказаться они не смогут. Генерал, отвергающий точную артиллерию, когда она есть у противника, — профнепригоден. Мы запустим гонку вооружений, в которой останемся единственным производителем. Они будут платить нам золотом за право точнее стрелять друг в друга.

— А если они это оружие против нас же и повернут? — не сдавался Пётр.

— А мы всегда будем на шаг впереди, — усмехнулся я. — Пока они осваивают наши дальномеры, мы уже придумаем что-то новое. К тому же наше главное преимущество кроется не в самих приборах. Истинный секрет — в таблицах для стрельбы, которые к ним прилагаются. А уж какие цифры там появятся, решать нам. Небольшая, заложенная нами погрешность для «особых» клиентов — и их снаряды будут вечно ложиться с недолетом.

Ошеломленный, Пётр молчал. Такой цинизм и масштаб был ему по душе. В его взгляде на читались восхищение и почти суеверный страх, ведь я только что предложил ему не просто военную хитрость. Это была новая философия войны, где торговая контора важнее полка, а прибыль — острее штыка.

— И наконец, финансы. — Я повернулся к Анне Морозовой. Она все это время сидела неподвижно, с непроницаемым лицом. Ее-то, в отличие от военных, обмануть было нельзя — она просчитала все с самого начала. — Прибыль будет колоссальной. По моим прикидкам, себестоимость одного артиллерийского комплекта, с учетом материалов и оплаты работы мастеров, составит дай бог десять-двенадцать талеров. А продавать мы его будем… — я сделал паузу, — за двести.

Меншиков аж крякнул. Две тысячи процентов прибыли — такое ему и во сне не снилось.

— За три-четыре месяца активной торговли, Анна Борисовна, мы заработаем достаточно, чтобы нанять, вооружить и содержать в течение года не один, а десять полков отборной швейцарской пехоты. Целую армию.

Я закончил. Анна не отрывала взгляда от моих набросков. Ее купеческий ум уже просчитывал все риски и выгоды, оценивая гениальность бизнес-модели: минимальные вложения на чужих мощностях, тотальный контроль над технологией, монополия на революционный продукт и, главное, огромный, гарантированный рынок, создаваемый нашими же руками.

— Но… как? — наконец подала она голос. Он звучал спокойно, однако в нем проскальзывала дрожь сдерживаемого волнения. — Как мы будем торговать? Границы перекрыты. Любой караван с нашим товаром заберут еще на выходе.

— А мы не будем отправлять караваны, — усмехнулся я. — Мы заставим их самих прийти к нам.

Подойдя к карте, я изложил план логистики.

— Смотрите. У нас уникальное положение. Женева — перекресток интересов Франции, Савойи, германских княжеств, итальянских республик. И все они сейчас — наши враги. Отлично. Значит, покупатели есть со всех сторон. Мы не станем продавать открыто, а создадим сеть подставных торговых домов: один в Женеве для оформления бумаг, другой — в нейтральном Базеле, третий — в Генуе. Руководить ими будут доверенные люди, и официально эти конторы не будут иметь к нам никакого отношения.

— Мы объявляем, что «Русско-Женевская Оптическая Мануфактура» начинает прием заказов, но товар отпускается только здесь. Самовывоз. Хочешь купить наши «гляделки»? Изволь прислать своего представителя. С золотом. И с охраной, чтобы у тебя это золото по дороге не отняли твои же союзники по Крестовому походу. Они придут, — я был в этом абсолютно уверен. — Тайно, ночью, переодевшись купцами. Австрийцы будут шпионить за французами, французы — за пруссаками. Каждый станет бояться, что противник получит технологическое преимущество. Мы создадим «черный рынок», на котором будем единственными продавцами.

— Швейцарцы? Тот же Берн? — спросил Пётр. — Они же не слепые.

— А с бернцами мы заключим отдельный, эксклюзивный договор, — ответил я. — Сделаем им предложение, от которого невозможно отказаться. Они станут нашими главными представителями с правом перепродавать продукцию другим кантонам и мелким германским князьям. Получив долю в бизнесе, они сами будут заинтересованы в охране наших торговых путей, потому что это будут уже их торговые пути. Мы купим их лояльность их же собственной выгодой.

Пётр начал мерить шагами комнату. В нем боролись солдат, государь и авантюрист.

— Рискованно, зыбко. Продавать врагу оружие… с небольшой порчей… чтобы на эти деньги нанять армию… для войны с этим же врагом… — медленно произнес он, пробуя идею на вкус.

А потом его лицо расплылось в широкой, безумной улыбке. Он громко, от души расхохотался.

Глава 15

План утвердили, и мы без раскачки погрузились в работу. Первым делом — «охота за головами». Мне требовались лучшие руки Женевы, и начал я с тех, без кого вся затея была обречена, — со стекольщиков.

Главу их гильдии, пожилого, похожего на гнома мастера по имени Бошар, я нашел в его душной мастерской, где стоял едкий запах плавиковой кислоты и горячего песка. Бошар разглядывал меня с плохо скрываемым подозрением.

— Так чего изволит господин барон? — спросил он, вытирая руки о кожаный фартук. — Нешто вам зеркало надобно для вашей походной кареты?

Вместо дипломатических реверансов я выложил на стол два куска стекла. Один — мутноватый, с зеленоватым оттенком, местного производства. Другой — мой, игнатовский, от «Бурлака». Прозрачный, как слеза.

— Мне нужно вот такое, — ткнув пальцем в свой образец, отрезал я. — Много.

Он взял мое стекло, поднес к свету, поцокал языком. Враждебность на его лице сменилась профессиональным любопытством.

— Чистая работа, — признал он. — Песок у вас, знать, хороший. Да поташ очищенный.

— Именно, — подхватил я. — Обычный древесный поташ мы пережигаем, вымываем примеси. Получаем то, что нужно.

Поделившись с ним этим простейшим секретом, я добился своего: в