журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №0 1994 г. - Татьяна Янушевич

Даже тетрадь на политзанятиях потребовал, на общих, говорит, основаниях, хотя сам же пел поначалу, чего, мол, народ смешить, школьный курс, ты у нас на профессора тянешь — бах — предъявите конспекты классиков, все то же, все то же, сидел и строчил все теми же огромными буквами, все те же поля по линеечке...

Тепло и дремотно в ленинской комнате, командир батареи с хорошей фамилией Иванов уважительно нам диктует, как бы в тихом изумлении, что не засекречены работы классиков, с почтением к умным словам диктует... Потише, товарищ майор, потише, не успеваем... Как тут успеть, если и говорить-то по-русски только в армии войска обучились, причем так обучились, что раму их мама не моет, а пишут и вовсе — рисуют — скучно майору Иванову.

Прекращает он это дело, правильные слова диктовать, неправильными начинает травить. Так ему кажется, сейчас выдаст. Хотя ничегошеньки, кроме схем боевого тридцатилетней давности оружия, за душой нет, а хочется, хочется, мол, вояка, огни и воды, крутой, мол, мужик. Двадцать лет по точкам, с женой нелады, полжелудка вырезано, старлей-замполит командиру ж... лижет, капает на родную радиотехническую батарею, личный состав дерьмо, дембель свой спят и видят, ни в грош его огни и воды не ставят, самому до дембеля, как медному котелку, одна радость, платить по-божески стали, жене на книжку, ему на стакашку, запретили врачи, а куда денешься — точка.

И рассказы его про это, про надрыв свой бабий... А он детина здоровый, бугай бугаем, табуретку схватил, а я спокойно ТТ достаю, в живот ему всю обойму та, та, та, собаке собачья смерть!.. И ни-че-го, с дознавателем из округа спиртику хряпнули, дело чистое, вынужденная самозащита, а ведь парню-то месяц до дембеля оставался, осенник был... постой, или весенник? ну, вылетело, боюсь соврать, но точно помню — месяц, он мне еще альбомчик показывал, невеста там, райская краля, невесту бы хоть пожалел, про мать с отцом бы подумал, прежде чем на командира руку поднимать... А со мной шутки плохи... советую запомнить... Или еще что-нибудь этакое, из той же серии, вспомянет... Прапорщика-ворюгу застрелил... Свору собак пострелял по пьяни... Мужика-самогонщика ночью на посту пристрелил, часовых спаивал... Красавчика сержанта, сожительствовал который с женой боевого друга, тоже кончил...

А так он хороший дядька, майор Иванов, безобидный.

Очередную кровожадную байку поведав, товарищ майор вывод печальный делает, а ты говоришь, ко мне обращаясь, вот и думай-гадай, чего ж я такого мог сказануть, чтоб в ответ мне опять душу живую на тот свет спровадили, молчу, наоборот, как рыба, воротничок застегнут, ремень под пуговицей четвертой, честь отдаю, не забываю, даже когда пьянехонек товарищ майор, в тапочках, за сигаретами в казарму на минуту зашел, все равно честь отдаю, а он за издевку считает.

Майор мне сразу картину обрисовал, с тебя, говорит, спрос особый, а мне оно маслом, для словца оно, думаю, про спрос, а про особость мне нравится, не знал я тогда майора, и потом не узнал, и до сих пор понять не могу, просто лишний раз убедился, прав был классик, минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь. Чего теперь-то, задним числом, кашу размазывать.

То же самое и с капитаном, комвзвода, Хнытиком за плачущий голос войска звали, все вы... обещал. Под антенну послал однажды. (Когда боевая работа идет, антенна светит, посылают нелюбимого бойца с донесением в канцелярию, чтоб пробежался тот по позиции, похватал рентгены.) Срочно! секретно! бегом! арш! Ага, говорю, арш... погодим трохи. Губа! орет, дисбат! под дулом пойдешь! Я молчу, и сейчас промолчу про что я тогда молчу, а капитан в телефон Булю жалуется, рядовой такой-то приказ не выполняет, а Буль в мать-перемать и офицера и рядового, вас понял, отвечает капитан, так точно, отвечает, снова перемещается к блоку управления за моей спиной, щелкает тумблерами, бубнит мне в стриженый затылок плачущим своим голосом, я ж тебя вы... все равно вы... сколько можно нервы мотать...

А нервы я как мотаю — сплю — гудит блок энергопитания, печка гудит, темно, экран зеленый, подсветка красная, веду цель по дальности, а она все срывается, а срывается потому, что облако веду, или птичью стаю, редко когда гражданский самолет попадется, а с облаком воевать приходится, потому что блок-имитатор не пашет, а не пашет потому, что... забыл почему, Хнытика это забота, тем более слева и справа, по высоте и по азимуту, операторы, как пианисты, сидят, пустота за спиной, а у меня тот же шкаф пусковой, на который грех не привалиться, вот и кимарю, когда уши окончательно забивает мерный, словно под водой, гул, а Хнытика это бесит, меня тоже много чего бесит, он меня за скрытое мое раздражение прямо убить готов, и я его за эту самую готовность тоже готов, хотя в итоге мы попритерпелись, поскучнели друг к другу, и в другом уже итоге оказалось, что Хнытик единственный в дивизионе офицер с боевыми наградами, в жарких странах бывал, вот ведь как оно обернулось, и не подумаешь.

Как раз Хнытик и бубнил нам чего-то в ленинской комнате, когда Буль и Мыскомандиром влетели. СмирнА! Орет Буль, орет, ничего не понять, из города прикатили, чуть не бегом по казарме протопали, Буль орет, багровый весь, Мыскомандиром переводит, бледный. Измена в Красной Армии, фашисты, отщепенцы, провокаторы (это уже я замполита перевожу), личный состав черными нитками подшивку осуществляет, вроде бы в знак траура по свободе, я вам устрою свободу, губа, дисбат, под антенну, день и ночь строевая, день и ночь чистка снега, никаких чтоб в тепле политзанятий, змею пригревать, расстегнуть крючки и верхние пуговицыL.

Кинулись оба ко мне, минуя прочих, сразу ко мне, наверняка ведь от умных (я уже говорил, что я умный) зараза идет — ни сном, ни духом, подшивка чистая, нитки белые, ни ошейника, ни камзола (это когда из пластика подворотничок или накручено матерьяла сверх меры). От отцов-командиров водкой разит, глазищи бешеные, видать, накрутили хвоста в части-то. Рванул замполит подшивку мою, к свету понес изучать. В канцелярию, командует, застегиваюсь, выхожу, они дальше досмотр ведут. Не отошел трех шагов от ленинской комнаты, за спиной трах-бах-тарарах, изловили-таки изменников Родины. В бытовой комнате несколько дней уже белых ниток нет, кончились, совпало так, вот войска, кто