Здесь, сейчас и тогда - Майк Чен

Из-за сверлящей боли глубоко в виске он лишился дара речи. Схватился за голову. Казалось, нажми посильнее, и все пройдет.

Так и случилось.

Кин распрямился, сморгнул туманную дымку, и очертания музея вновь обрели резкость. Хотя люди… Люди почему-то оставались вне поля зрения. Кин обернулся, покосился направо, налево, пытаясь разглядеть стоявших по сторонам или за спиной. Скулы, губы, носы, все размытое, лишенное подробностей, будто сбилась фокусировка. И еще звуки. Все они превратились в неразборчивый рокот.

Может, от запаха расширились зрачки? Или разыгралась аллергия? Надо спросить у Хезер.

– Хезер, глянь в сумочке. Есть что-нибудь антигистаминное?

Вокруг царило безмолвие. Где же Хезер, куда она подевалась? Благодаря высокому росту и рыжим волосам ее легко найти в толпе, вот только видел Кин плоховато. Кто-то коснулся его локтя. Обернувшись, Кин заметил, что Миранда, забыв о нем, бежит к раздаточной стойке репликатора МНОИС.

– Миранда? Не испорти аппетит, – сказал Кин, когда дочь впилась зубами в куриную ножку. – Фрикасе уже на плите.

Не меняясь в лице, Миранда посмотрела на него. Неужто не услышала? Нет. Повернулась и прошла мимо, даже не кивнув.

– Почти готово! – крикнул он. – Осталось только сделать льезон.

Кин последовал за ней, как много лет назад на Рыбацкой пристани, но Миранда – в точности как тогда – растворилась в толпе.

Веки отяжелели, и, хотя Кин сумел отогнать дрему, сдвинуться с места оказалось невозможно. Поле зрения сузилось до размеров тоннеля, и периферия превратилась в бесконечный калейдоскоп тусклых красок.

В ухе щелкнуло, но не из-за жгучей боли, что пульсировала в виске, словно отбойный молоток. Кин услышал рев, нечленораздельный и оглушительный хор встревоженных голосов.

Он снова моргнул – и добро пожаловать в реальный мир. Вокруг собралась шумная толпа. Всем было любопытно узнать, что стряслось с человеком, лежащим на полу.

– Кин! – прорвался сквозь какофонию женский голос. – Кин! – повторила женщина, и он понял, что тепло в затылке исходит от ее ладони.

Женщина помогала ему сесть.

Пенни. Это Пенни. Блестящие от слез глаза, перепуганное лицо.

– Пенни, – сказал Кин.

– Тише, тише, я рядом. Ты на секунду отключился…

Кин поднял палец, призывая ее к тишине. Сквозь толпу проталкивались санитары.

– Миранда. Я потерял ее. Ужин почти готов.

– Что? – пригнулась к нему Пенни. – Какой ужин?

– Мелко нарубить две-три чайные ложки эстрагона. Добавить теплое масло и две столовые ложки лимонного сока, аккуратно смешать до однородной массы.

– Простите, – встряла женщина с большим красным крестом на плече и поставила рюкзак на пол. – Это фельдшер «скорой помощи» четыре-шесть. У нас экстренная ситуация. Сэр, – взглянула она на Кина, – как вы себя чувствуете?

– Миранда, – ответил Кин. – Потерялась в толпе.

Его ладони лежали на холодной плитке, а мышцы горели огнем. Пенни и женщина с крестом старались удержать его в положении сидя.

– Надо найти ее, – не унимался Кин. – Ужин почти готов.

– Сэр, сэр, вы должны успокоиться.

Женщина повернулась к стоявшей на коленях Пенни и спросила:

– Кто такая Миранда?

У Пенни дрогнули губы.

– Я… я не знаю.

* * *

В комнате с резким освещением и беспрестанным писком видеомониторов Кин открыл глаза и сразу понял, что опять попал в больницу.

– А как же фастфуд? – спросил он вслух, удивляясь слабости голоса.

Даже от простой улыбки свело мышцы лица. Пенни вскочила со стула. Глаза покрасневшие – значит, плакала.

– Эй, не переживай, – сказал он. – Со мной все нормально. Что случилось?

– Ты потерял сознание. В музее.

Опустившись на колени, Пенни крепко взяла Кина за плечо. Закусила нижнюю губу и слегка отвернулась в сторону, избегая его взгляда.

– Что ты помнишь? – спросила она.

Кин попробовал сделать глубокий вдох. Хотелось ободрить Пенни, погладить по руке, но сил не хватило даже на такой элементарный жест.

– Мы смотрели европейскую экспозицию. Карри. Помню карри. И еще в репликаторе готовилась жареная курица. А потом я оказался здесь.

– Да, примерно так. Ты упал. Нес какую-то чушь.

Чушь? Хотелось бы надеяться, что он не стал занудствовать насчет трансжиров.

– Но теперь я снова нормально соображаю.

Он приблизил к себе висевшую у стены голограмму и развернул так, чтобы прочесть диагноз.

– Травма головы?

– По словам врача, он видит такое впервые. Я рассказала о происшествии с радиацией.

Пенни взглянула на голограмму, а затем снова уставилась в пол.

– Кин?

– Что?

– Кто такая Миранда?

При темпоральном прыжке, перед тем как мир исчезнет в белой вспышке, доли секунды воспринимаются как бесконечная пауза. Все вокруг переходит в режим замедленной съемки, застывает на месте, по телу пробегает ледяная волна, а по спине – электрические разряды. Вверх-вниз.

Вопрос Пенни вызвал примерно такие же ощущения, только в десять раз сильнее.

Она продолжала рассматривать кафельный пол. Это к лучшему. Лишь бы не заметила смятения у него на лице. Как спецагент, Кин был обучен принятию решений в стрессовых ситуациях.

Надо потянуть время. В сознании вспыхнули варианты ответов, отодвинувшие на задний план сокрушительную новость: Кин проговорился о Миранде. Кем сочла ее Пенни? Любовницей, подругой, дальней родственницей? Это не важно. Важно лишь побыстрее вернуть контроль над ситуацией.

– Не знаю, – ответил Кин через пару секунд и поморщился – не от головной боли, но чтобы выиграть время, притворившись, что ему нехорошо.

– Не знаешь? А говорил так, будто это очень важный для тебя человек. Сказал, что готовишь ей… – Пенни сделала паузу, взглянув в сторону. – Готовишь ей фрикасе из курицы.

Прикинув, как быть дальше, Кин пришел к выводу, что правильнее будет включить дурачка. Это был путь наименьшего сопротивления.

– Напомни имя?

– Миранда, – ответила Пенни и, повернувшись к нему, приосанилась. – Ты все повторял: «Миранда, Миранда»… Кто она?

– Понятия не имею. Не знаю ни одной Миранды.

Таким же тоном, отработанным в академии бюро, Кин заговаривал зубы объектам заданий.

– Звучало так, будто она… очень важна для тебя.

Пенни вовсе не была ревнивой, но, если учесть, что так называемый «период восстановления» Кина оказался довольно долгим, она имела право на подобные опасения.

– Честное слово, не знаю. Скорее всего, ее вообще не существует. Галлюцинация или что-то в этом роде. Врачи предупреждали, что при выздоровлении такое бывает.

Он смотрел, как Пенни обдумывает услышанное и находит логику в его словах.

– Да, точно.

Ее подбородок едва заметно качнулся вниз.

– Маркус говорил, у тебя могут быть галлюцинации после этого вашего инцидента. Целый год или около того.

Она расслабилась – сначала лицо, затем плечи – и посмотрела ему в глаза. Теперь с пониманием, которого Кин раньше не замечал. Кольцо! Он собирался сделать предложение на берегу, после выхода из музея. Но сойдет