Змея сновидений - Вонда Нил Макинтайр

Он уставился на нее.

– Ты мне веришь?

– Ты все еще хочешь меня, даже зная…

В ответ на его вопрос Снейк поднялась и начала расстегивать рубашку. Новые петли были слишком тугие, и она содрала рубашку через голову и бросила на пол. Габриэль медленно поднялся, застенчиво глядя на нее. Снейк расстегнула на нем рубашку и штаны – когда он потянулся, чтобы обнять ее. Когда штаны соскользнули с его узких бедер, он густо покраснел.

– Что случилось?

– Я не раздевался перед женщиной с тех пор, когда мне было пятнадцать.

– Что ж, – ухмыльнулась Снейк, – тогда самое время.

Тело у Габриэля было столь же красиво и безупречно, сколь и его лицо. Снейк расстегнула свои брюки и горкой бросила их на пол.

Затащив Габриэля в постель, Снейк вытянулась под простыней рядом с ним. Мягкий свет лампы золотил его светлые волосы и кожу. Он весь дрожал.

– Расслабься, – прошептала Снейк. – Не надо спешить, это всего лишь развлечение. – Пока она массировала ему плечи, напряжение медленно уходило из его тела. Она вдруг почувствовала, что и сама напряжена, напряжена от желания, волнения и страсти. Ей вдруг вспомнился Аревин. Интересно, что он сейчас делает?

Габриэль перевернулся на бок и потянулся к ней. Они ласкали друг друга, и Снейк улыбалась сама себе, думая о том, что, хотя один-единственый раз не способен возместить ему три года воздержания, все равно она должна сделать все, чтобы это было хорошим началом.

Однако вскоре она поняла, что он не просто намеренно затягивает игру. Он трудился изо всех сил, стараясь угодить ей, все еще чрезмерно рефлексируя и беспокоясь, как будто она была Лиа, двенадцатилетняя девочка, и ее первое сексуальное удовольствие было целиком на его ответственности. Снейк это совсем не понравилось – ей не хотелось, чтобы кто-то исполнял перед нею долг. К тому же, стараясь изо всех сил подыгрывать ей, он все делал невпопад, и смущение его росло с каждой секундой. Снейк нежно прикоснулась к нему, потерлась лицом о его губы.

Габриэль отпрянул от нее и с проклятиями повернулся на другой бок.

– Прости, – глухо сказал он. – Голос у него был такой хриплый, что Снейк поняла – он плачет. Она села и погладила его по плечу:

– Я же сказала, что ничего не требую от тебя.

– Я не могу не думать.

Она поцеловала его в ключицу, обдав своим дыханием.

– А вот думать при этом не надо.

– Я не могу. Все, что я способен дать женщине, – это боль и страдание. А теперь еще и без всякого удовольствия. Возможно, это как раз и хорошо. Пусть так и будет.

– Габриэль, даже импотент способен удовлетворить партнера. Ты должен бы знать об этом. Сейчас речь идет о твоем удовольствии.

Он не ответил, даже не взглянул на нее. Хотя вздрогнул при слове «импотент», поскольку в этом грехе он еще до сих пор не признался.

– Ты ведь не веришь, что в безопасности со мной? – Он перекатился и посмотрел на нее. – Лиа не была со мной в безопасности.

Снейк подтянула ноги к груди и положила подбородок на кулаки. Она долго смотрела на Габриэля, потом вздохнула и протянула ему свою руку, покрытую шрамами и следами укусов.

– Любой из этих укусов может убить кого угодно – только не целителя. Быстро и неприятно или медленно и болезненно.

Она помедлила, давая ему возможность переварить информацию.

– Я потратила уйму времени, чтобы развить в себе защитные свойства против различных ядов. И массу здоровья и сил. Но теперь я никогда не болею. У меня не бывает инфекций. Я не могу заболеть раком. Иммунная система целителя настолько сильна, что реагирует на любое непривычное тело. Большинство из нас просто бесплодно, потому что наш организм вырабатывает антитела, убивающие наши собственные половые клетки. Не говоря уже о чужих.

Габриэль приподнялся на локте.

– Но тогда… Если вы неспособны иметь детей, почему же ты сказала, что не можете позволить себе этого? Я думал, ты имела в виду недостаток времени. Так что, если я…

– Мы воспитываем приемных детей, – сказала Снейк. – Но первые целители пытались производить потомство сами. Большинству это вообще не удалось, а тем, кому удалось, еще больше не повезло – младенцы рождались деформированными и умственно неполноценными.

Габриэль перевернулся на спину и посмотрел в потолок. Он глубоко вздохнул:

– О боги…

– Так что мы прекрасно владеем контролем над фертильностью.

Габриэль не ответил.

– Ты все еще беспокоишься. – Снейк наклонилась над ним, приподнявшись на локте, но не дотронулась до него на сей раз.

Он посмотрел на нее с иронической и добродушной улыбкой, но на лице его отразилось некоторое сомнение:

– По-моему, мне просто страшно.

– Я знаю.

– А тебе бывало когда-нибудь страшно? По-настоящему страшно?

– Да, конечно, – сказала Снейк.

Она положила руку ему на живот, гладя шелковистую кожу и ероша мягкие темно-золотые волосы. Он, казалось, не дрожал так явственно, как раньше, но Снейк все равно ощущала его скрытую, постоянную дрожь от испуга.

– Лежи смирно, – сказала она. – И не двигайся, пока я тебе не прикажу – Она принялась гладить и трогать его живот, бедра, ягодицы, с каждым разом все приближаясь и приближаясь к гениталиям – однако не касаясь их.

– Что ты делаешь?

– Ш-ш… Лежи. – Она продолжала поглаживать его. Потом заговорила гипнотическим, монотонным, успокаивающим голосом. Она чувствовала, каких трудов ему стоит сдерживаться, пока она дразнила его. Он боролся с собой – и дрожь унялась, а он даже и не заметил этого.

– Снейк!

– Что? – невинно спросила она. – Что-нибудь не так?

– Я больше не могу…

– Ш-ш…

Он застонал. На сей раз его трясло не от страха. Снейк улыбнулась, расслабилась рядом с ним и притянула его к себе.

– Вот теперь можешь двигаться.

Бог ведает почему – то ли оттого, что Снейк сумела раздразнить его, то ли оттого, что она открылась ему и стала столь же уязвимой, а скорее всего, потому, что он был молод и здоров, ему было всего восемнадцать и он три года не видел женщины – но в конце концов у него получилось.

Снейк ощущала себя наблюдателем – не похотливым сладострастником, подглядывающим в замочную скважину, а хладнокровным, трезвомыслящим ученым, почти бесстрастно наблюдающим за процессом. И это было ей довольно дико. Габриэль был нежен от природы, к тому же Снейк сумела приручить его. Но, хотя ее собственные ощущения были вполне удовлетворительны и она наконец смогла сбросить тяготившее ее эмоциональное напряжение – результат ее вынужденного одиночества, – ее прежде всего заботили