Змея сновидений - Вонда Нил Макинтайр

с отчаянием проговорил Габриэль. Он взял руку Снейк в свою и провел ее пальцами по своей восхитительной мягкой щетине. – Я не могу соответствовать требованиям, которые любовники предъявляют друг к другу. Я не знаю почему. У меня был хороший учитель. Но я так и не смог научиться биоконтролю. Я так старался. Боже, как я старался. – У него были ярко-голубые глаза. Рука Габриэля отпустила руку Снейк и бессильно упала рядом с ним. Снейк снова погладила его по щеке и обняла за плечи, пытаясь скрыть изумление. Импотенция – это еще понятно, но отсутствие контроля!.. Она даже не знала, что и ответить ему, а он хотел рассказать ей еще что-то, отчаянно хотел, она чувствовала это по тому, как напряглось все его тело. Он сжал кулаки. Но Снейк не хотелось давить на него – мальчик и так был достаточно травмирован и измучен. Она попыталась выяснить истину обиняками, как можно мягче, а не напрямик, как привыкла.

– Все хорошо, – сказала Снейк. – Я поняла, что ты сказал. Ничего не бойся. Со мной это не имеет значения.

Он посмотрел на нее расширенными от изумления глазами, как та маленькая девочка из конюшни, когда Снейк принялась рассматривать на ее лице свежий синяк вместо старого уродливого шрама.

– Что ты говоришь! Я о таком даже сказать никому не могу. Все отвернутся от меня. Как мой отец. И я не могу обвинять их.

– Ты можешь все расказать мне. Я не стану тебя осуждать.

Он колебался еще минуту-другую, потом слова, запертые годами, потоком хлынули из него.

– У меня была подружка по имени Лиа, – начал он. – Это было три года назад, когда мне исполнилось пятнадцать. А ей было двенадцать. Первый раз, когда мы решили заняться любовью по-настоящему, а не просто игрой, ты знаешь, она выбрала партнером меня. Она еще не закончила курс тренировки, но это не должно было иметь значение, потому что я-то уже завершил свой. Так я думал.

Он прислонился к Снейк, положив голову ей на плечо и глядя невидящими глазами на черный квадрат окна.

– Наверное, мне следовало предпринять иные меры предосторожности, но я никогда не мог предположить, что способен к оплодотворению. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь был не в состоянии держать свой биоконтроль. Я говорю не о глубоком трансе, а о простой фертильности. – Он горько рассмеялся. – У меня тогда даже усы еще не росли. – Снейк почувствовала, как он передернулся, и мягкая материя его рубашки потерлась о грубую ткань ее новой одежды. – Через несколько месяцев мы устроили вечер в ее честь, потому что решили, что она овладела искусством биоконтроля раньше срока. Никто не удивился. Ей все прекрасно удается. Она так талантлива. – Он остановился и буквально улегся на Снейк всем телом, дыша тяжело и медленно. Потом посмотрел на нее: – Но не биоконтроль был причиной задержки ее менструального цикла, а я. Я сделал ее беременной. Ей было двенадцать, и мы дружили, и она выбрала меня, а я едва не разрушил ей жизнь.

Теперь Снейк было понятно все: застенчивость Габриэля, его неуверенность, стыдливость, даже манера закутываться, пряча свою красоту под бесформенными одеяниями, когда он выходил из дома… Он просто не хотел, чтобы кто-то предложил ему разделить с ним ложе.

– Бедные ребятишки, – сказала Снейк.

– Я думаю, мы всегда знали, что станем партнерами, понимали, чем именно собираемся заниматься, когда договаривались. Но кто захочет иметь партнера, не владеющего контролем? Что, если твой собственный биоконтроль даст сбой хоть на мгновение, а у другого его попросту нет?! Так продолжаться долго не может. – Он перенес тяжесть своего тела. – Но даже при этом она не захотела унизить меня. Никому не сказала, сама избавилась от плода – а для этого ее обучения было явно недостаточно. И она едва не умерла, истекая кровью.

– Ты не должен винить себя, будто причинил ей боль из дурных побуждений, – сказала Снейк, понимая, что самых простых слов будет достаточно, чтобы заставить Габриэля прекратить самоистязание, либо, напротив, заставить смириться с тем, как обращается с ним отец. Он ведь не знал о своей фертильности, если его не подвергли проверке, и, поскольку он овладел техникой, считалось, что беспокоиться не о чем. Снейк доводилось слышать о людях, неспособных к биоконтролю, но крайне редко. Только человек, которому на всех наплевать, может выйти сухим из воды, пройдя через то, через что прошел Габриэль. А Габриэлю было явно не наплевать.

– В конце концов все обошлось, – закончил он. – Но я превратил то, что должно доставлять удовольствие, в кошмар для нее. Лиа… Я думаю, ей хотелось увидеть меня снова, но она не могла заставить себя. Если это не кажется тебе бредом.

– Да, – протянула Снейк. Двенадцать лет. Возможно, это был первый горький урок для Лиа, знание, что порой в твою жизнь может вмешаться чужой – без контроля и даже без твоего ведома, – и это был, конечно, не слишком приятный урок для такого ребенка.

– Она хочет быть стеклодувом, и у нее договоренность с Эшли. Она должна была стать его подмастерьем.

Снейк даже присвистнула от восхищения. Стеклодув – весьма желанная и престижная профессия, лучшие из стекольщиков могли сконструировать солнечный телескоп. Требовалось очень длительное время, чтобы научиться изготовлять идеальные трубчатые панели или фигурные искривленные стекла – такие, как в башне. А Эшли был не просто одним из лучших. Он был лучшим из лучших.

– И что же, ей пришлось отказаться?

– Да. Правда, она пошла к нему через год. Но тот год был потерян в ее жизни.

Габриэль говорил медленно и осторожно подбирая слова, совершенно без всякого выражения, словно он уже столько раз прокручивал все это в своей голове, что образовалась некоторая дистанция между ним и воспоминанием.

– Разумеется, я побежал к учителю, но, когда они проверили мои реакции, выяснилось, что я могу держать температурный дифференциал только несколько часов. Этого недостаточно.

– Да, – задумчиво сказала Снейк, гадая, насколько хороши были учителя у Габриэля.

Габриэль отодвинулся и заглянул ей в лицо:

– А поэтому я не могу провести с тобой эту ночь.

– Можешь. Останься. Мы оба так одиноки, и мы можем помочь друг другу.

Он задержал дыхание и резко поднялся.

– Ты что, ничего не поняла? – закричал он.

– Габриэль.

Он опустился на кушетку, но не притронулся к ней.

– Мне не двенадцать лет. Не бойся, что ты сделаешь мне ребенка, которого я не хочу. У целителей никогда не бывает детей. Мы сами несем за это ответственность, потому что не можем позволить себе этого со своими партнерами.

– У вас не бывает детей?