Воин-Врач V - Олег Дмитриев

давешние контрабасные струнные звуки тетив, а следом — будто неторопливый топор мясника по туше шлёпнул, раза три. Земля с сидевшими за упавшим столом советниками и перепуганным насмерть Игнаткой приближалась лениво, будто нехотя. А потом картинка снова рванулась нагонять сама себя. И вслед за оборвавшимся волчьим воем полетели крики.

— Всем в сторону от него! Не трогать! Куда руку⁈ Пасть, пасть не дай закрыть ему! — и всё это разом.

— Мальца не помял ли? — спросил Всеслав у Гарасима, когда из-за стола донеслись «Взяли!» и «Чисто, Рысь!».

— Да чего ему сделается, — прогудел древлянин и, кажется, икнул. А я посмотрел на него княжьими глазами очень пристально, но вспомнить, откуда мне были знакомы обе эти фразы, так и не смог. Память успокоила только тем, что там, вроде бы, тоже всё хорошо закончилось, мирно. И волк, кажется, тоже был. Но больше деталей не выдала. Перехвалил я её, видимо, в тот раз.

— Взяли, княже! — донёсся из-за столешницы голос Гната. Который, вроде бы, вот только что тут сидел, рядом.

Князья, великий и руянский, лесной и морской демоны, встали одним движением, доступным умелым и тренированным воинам. И так же одновременно сжали зубы, отчего лица их стали выглядеть и вправду похожими, как у братьев. Двух очень злых братьев.

Среди разошедшихся уже в стороны руян лежал в окружении нетопырей один воин. На ногах его сидело по двое наших. Руки не трогали: судя по торчавшим в них стрелам, он ими не то, что ложку — птичье пёрышко уже никогда не поднял бы.

А рядом, вытянувшись приметно, памятно, лежали четверо из Крутовой дружины. И один из них был старшиной, судя по длинному чубу.

— Эх, Ярун-Ярун, — вздохнул князь руянский, опускаясь рядом с могучим крепким мужиком сильно за полтинник. Мёртвым. — Не уберёг я тебя, дядька. Кто ж знал, что с такой мразотой встретимся? Но ты не бои́сь. Он за ваши сме́рти мне ответит. Отболит за каждого. Хозяин тутошний, говорят, слово заветное знает, чтоб от мук за кромку убегать не выходило у врагов его…

— Знаю, друже. И не одно. Руками только не трогай пока никого, — произнёс Всеслав, присев рядом. И тут же увидев малую иголочку возле седой бороды. Почти незаметную, ушедшую под кожу практически полностью.

— Сюда глядите! Вот жало змеиное. В остальных троих такие же найти, но руками не хватать! Сейчас клещи найдут. Дудка где его?

Яробой подвинул двоих ратников, застывших статуями, и кивнул на кугиклы-цевницу, чудом не затоптанную в суете. Видимо, при ударе стрелы в локоть, её выбило из рук. Но на один залп всё-таки хватило. Стволов-дудочек в ней было семь.

— Тем, кто рядом стоял, вот по этому направлению: осмотреть себя и товарищей рядом. Внимательно, пристально. Огня сюда больше! Найти ещё три таких же жала. Глазами смотреть, руками не трогать! Кто нашёл — голос пусть подаст. Яд лютый: пальцем тронул — рядом лёг! — очень доходчиво объяснил Чародей, кивнув на лежавших.

Иголок нашли больше. Наверное, можно было заряжать в каждую трубку по две-три. Хмурые гости, без энтузиазма наблюдавшие за тем, как Ставр, только что не насвистывая, выреза́л пленнику зубы по одному, отшатнулись только в самом начале. Когда изо рта того безногий дед вытянул блестящие железные клыки. «Лихозуб!» — пронеслось тревожным шёпотом над дружиной руян. Наши стояли молча, без эмоций. Ну, лихозуб, что теперь делать? Троих видали уже, этот — четвёртый. И не последний, поди.

— Княже, поднялся бы на забороло-то. Народ волнуется, — проговорил подошедший патриарх. И впрямь, прислушавшись, Всеслав разобрал какие-то воинственные крики снаружи.

Полочане с факелами, вооружённые кто чем, но в основном вполне сносно, толпились за стенами. Появление наверху великого князя вызвало одобрительный рёв.

— Благодарствую, что на помощь вышли, люди добрые! — прорычал Чародей, даже не стараясь придать голосу хоть подобие спокойствия и миролюбия. Стоявший рядом с ним Крут, которого мы только что не за рукав потянули за собой, тоже позитива не излучал.

— Беда пришла на мой двор. Но справились воины добрые, братья ваши да отцы, как и всегда, выручили, оборонили. Да теперь и до вас черёд дошёл. Больно уж ворог непростой достался нам ныне. Полезли из Пекла да из стран чужеземных бесы лихозубые, каких у нас давным-давно видом не видывали.

Толпа ахнула, вся, сразу. Вздохнул тяжко за плечом Гнат. Вероятно, не планировавший народных волнений и паники, которые ему и его людям вот конкретно сейчас, в родном городе, были вовсе не нужны. Но у великого князя были свои мысли на этот счёт, пусть и несильно популярные. А в цивилизованные времена двадцатого и тем более двадцать первого веков и вовсе несбыточные. Здесь со свободой личности, гласностью и либерализмом было гораздо проще. Двух последних не было вовсе, с первым тоже существовали определённые вопросы. А вот патриотизм уже был.

— Чужеземцы золотом, угрозами да посулами заставили работать на себя тех, кто душой слаб, в ком веры мало. Обманом заставили честь позабыть и вынудили предать родню, друзей, землю и Богов своих. Главного их, падлу ядовитую, тварь такую, мы взяли живьём, — продолжал рычать Чародей так, что было совершенно понятно: живым быть пойманному оставалось недолго. И очень неприятно. И оказаться на месте того, кто так разъярил великого князя, не хотелось никому. — Но могут таиться среди нас те, кого он с пути сбить решил, наобещав всякого-разного.

Народ внизу стал озираться. У них был общий враг. И яркое, живое олицетворение того, как следовало к тому врагу относиться. Вон, со стены великокняжеского терема рычало глухо, зло. Гнат за плечом вздохнул ещё горше.

— Просьбу мою уважь, вольный народ града Полоцка! Помоги воям моим верным! Всегда так было, что всем миром любое дело быстрее ладилось. Пусть и сейчас будет так, ибо время до́рого! Ступайте, мужи и отроки, ко Двине, а бабы да девки с детками — на Полоту. Слуги змеевы знак на ступне носят, вам про то уж ве́домо. А у них самих — железа́ в пастях ядовитые. Надо выстроиться по очереди, да удостовериться, что средь нас нет больше врага!

Гул чуть подспал. Жители поняли, что прямо сейчас никого громить, жечь да убивать не нужно, а объяснения Всеслава, простые и понятные, были им вполне ясны. Точно так же по осени Третьяк, помнится, объяснял популярно, почему