Дом бурь - Йен Р. Маклауд

– Но у меня один совет, сестренка, – сказала Дениз. – Если вы с Ральфом действительно планируете продать эту идею миру, ей понадобится хорошее, запоминающееся название. У всего наилучшего есть свое название. Взять хотя бы эфир… – Короткая пауза. – Или «Универсальную отбеливающую пасту Пилтона».

Мэрион рассмеялась.

– Точно.

Она порылась в кармане и вытащила тюбик.

– Спасибо. Ты же не украла это из Инверкомба?

– Конечно, нет. С чего вдруг ты забеспокоилась?

– Я-то нет. А вот у тебя могли бы быть проблемы.

– Это от Ральфа.

– Ух ты, вот так сюрприз.

– Мне что, забрать ее обратно?

– Конечно, нет!

Вода стала прохладнее. Скоро ей придется возвращаться в Инверкомб. Им с Ральфом нужно было сделать замеры для метеоведа Эйрса; это дело могли поручить только младшей горничной – и к тому же береговушке – в такой летний день, когда корабли висели вверх тормашками в Бристольском заливе, а Дернок-Хед – не считая Храм ветров, словно маяк, излучавший эфирное сияние, – целиком растворился в синеве неба.

– Я рада, что ты счастлива с Ральфом, сестренка, – наконец сказала Дениз. – Но, э-э… Дело в том, что я не хочу, чтобы ты попала в «Альфи», а мама слишком смущена, чтобы что-то сказать, так что самое время кому-то собраться с духом и все объяснить…

– «Альфи»? Дениз, о чем ты, черт возьми, говоришь?

Дениз взяла сестру за руку.

– Пойдем. Посидим у дюн.

Мэрион согласилась. Она догадалась, о чем пойдет речь. С той первой прекрасной ночи на празднике Середины лета, проведенной вместе у бассейна, у них с Ральфом случились некоторые трудности и немалые разочарования, и ее знаний хватало, чтобы понять: прерванный половой акт едва ли надежен как противозачаточное средство.

Они уселись среди растущей пучками травы, и Дениз достала маленькую склянку с пробкой. Содержимое было в той же степени темным, в какой «Универсальная паста Пилтона» – белой, и, если склянку встряхивали, внутри вспыхивали искорки. Дениз объяснила, какое заклинание Мэрион должна произнести при первых признаках кровотечения, а какое всегда следует шептать в полнолуние. Сущие мелочи, на самом-то деле, и все же Мэрион слушала сестру, изумляясь тому, как слова сплетали в единое целое ее взрослеющее тело, холодный серый камень, вращающийся в космосе, и ритм приливов и отливов.

XVI

Покинув дом блюстителя Скатта, Элис погрузилась в атмосферу жаркого и душного дня. Бристоль, даже окутавшись маревом, казался зыбким и почти нереальным со всеми своими разноцветными изразцами и хаотично кренившимися необыкновенными домами, которые будто выросли сами по себе, как тесто для пирога. Она с мимолетной улыбкой бросила взгляд на арочное окно спальни блюстителя, проверяя, не перестал ли он храпеть, распростершись на кровати. Впрочем, она почти не сомневалась, что Корнелиус Скатт пребывал в полнейшей неподвижности, словно краеугольный камень в основании всей конструкции западной фальши.

Миновав пряничные домики и кондитерскую на углу, Элис свернула навстречу тривиальной вони доков, еще более грязных и древних, чем лондонские. Церкви и дома призрения чередовались с узкими полосками воды, до такой степени набитыми кораблями, что можно было запутаться и принять их за продолжение суши. Здесь все было насыщено тяжелой промышленностью и серьезной магией, и сам воздух звенел от тарахтения множества двигателей, грохота катящихся бочек, извергающих сыпучие грузы желобов и брошенных поддонов, а еще от заклинаний, выкрикиваемых с причудливым западным акцентом. Вот утыканная шипами ловушка для коброкрыс – и Элис чуть в нее не попалась, поскольку неуемное любопытство вынуждало исследовать не только освещенные, но и темные места, сточные канавы и смердящие мочой переулки. Вот шуршат зловонные заросли кукушечьей крапивы. Никто бы не понял, что это место переживает экономический спад, но Элис знала правду. Она посмотрела поверх кривых крыш на дымовые трубы и силосные башни крупных импортеров сахара: «Болт», «Киртлинг»; огромные буквы просвечивали сквозь копоть. Да уж, серьезные игроки, но здесь все было напичкано помпезностью и недобросовестной конкуренцией – ткни разок, и конструкция рухнет.

Грузы, грузы. Смуглые мужчины, говорящие с непривычным акцентом. От судов причудливой формы веет чужестранными чарами и запахами. Чернокожие матросы и портовые рабочие, физически прекрасные образчики, без явных признаков жестокого обращения или следов плетки. Свободные или закабаленные – не разобрать, и все же их присутствие казалось Элис смутно неправильным, почти так же, как присутствие Сисси в Инверкомбе. Будучи по духу уроженкой Востока, она продолжала думать, что труд чернокожих равнозначен рабству. Что случится с экономикой Бристоля, если убрать этот костыль? Вельграндмистрис с рассеянной улыбкой на устах дошла до Бристольской телеграфной станции. Здесь к ней почти привыкли, и, покончив с обычными приветственными церемониями, она выпила стакан холодного разбавленного лаймового лимонада, чтобы избавиться от привкуса блюстителя Скатта, а потом без особого шума устроилась в телефонной будке, приказав не беспокоить ни при каких обстоятельствах.

Как всегда, дел было невпроворот. Перенаправить контракты и инвестиции с запада на восток, создать новые альянсы и уничтожить старые, проконтролировать первые попытки коммерческого использования гореслада. Элис теперь казалось, что все это она делает не столько для себя, гильдии или Тома, сколько для Ральфа. Возможно, не совсем того Ральфа, который перебирал камни в Инверкомбе с береговушкой и был как никогда увлечен наукой и какой-то своей новой теорией, но того мужчины, которым он скоро станет. Он будет мудрым, могущественным и красивым. Его будут любить и бояться. По сути, он станет ею, но мужского пола.

Когда с обычными звонками было покончено, она решила еще немного посидеть в кабинке и попрактиковаться в своих недавно усовершенствованных навыках. Когда она произнесла заклинание, ее, как всегда, потянуло в Инверкомб. Еще до того, как состоялся обещанный метеоведом Эйрсом четырехчасовой дождь, краски сада приобрели блеск, сияние и плотность, а жужуки пылали в густой тени деревьев, как огромные светляки. Элис коснулась их разума, если его можно было назвать таковым: никаких мыслей, зато сильнейшее ощущение «здесь и сейчас» во всем многообразии оттенков. Сочетание аромата, формы и красок определенного цветка – вот чего каждый жужук жаждал больше всего на свете, пребывая в своем разбитом на осколки, вертящемся мире, и Элис, со всей ее человеческой сложностью, насладилась абсолютным моментом проникновения в пламемак, разделив с насекомым его извечную потребность. Потом она упорхнула через цветники и пинарий вверх, к сияющему отраженным солнечным светом маяку – Храму ветров. Позади него, за обрывом, у подножия утесов, ограждавших северо-восточную часть Инверкомба, куда-то плыла лодочка, подергивая веслами.

Когда они вошли в бухту Кларенс, Ральф, обнаженный до пояса и ниже колен,