Дом бурь - Йен Р. Маклауд

почувствовал, как по спине и подмышкам потекли холодные струйки пота. Мэрион стянула блузку, едва лодка достаточно удалилась от берега, и на ней осталось маловато одежды. Он познал и полюбил все перемены оттенков ее кожи, которые теперь были почти незаметны в местах, скрытых под нижней рубашкой и подоткнутой юбкой. Двое послушно взяли с собой купальные костюмы, хотя давно привыкли плавать загорелыми и голыми, как тюлени.

Они убрали весла и остановили лодку. Ральф посмотрел на часть дома, видневшуюся на вершине утеса, – коралловое скопление труб и балкон пустой материнской спальни. Элис уехала в Бристоль, и все же ему было трудно отделаться от ощущения, что за ними наблюдают. Море вдыхало и с рокотом выдыхало. Весь склон под Инверкомбом был изрыт пещерами, однако Сисси предупредила их с Мэрион, чтобы они никогда не пытались спускаться ниже уровня домашних генераторов. Настоящие пещеры были скользкими и опасными, а еще простирались не только по горизонтали, но и по вертикали. Когда улеглась рябь, Ральф глянул за борт. Море здесь действительно было удивительно глубоким. И еще таким прозрачным, что голова шла кругом. Солнечные лучи вонзались в толщу воды и медленно растворялись в ней.

– Годится… – Мэрион стянула хлопковую нижнюю рубашку. Затем, балансируя так ловко, что их лодочка почти не шевельнулась, скинула юбку и трусики. Она была так прекрасна, однако Ральф на мгновение помрачнел. «Особенность лета, – подумал он, – в том, что чем глубже в него погружаешься, тем меньше его остается».

– Может, лучше туда?

Одна из пещер в скалах выглядела достаточно широкой, чтобы они могли заехать в нее на лодке. Там, похоже, даже имелось что-то вроде естественного причала, на который они могли бы выбраться.

Но Мэрион покачала головой. На мгновение ему показалось, что она – насколько это было возможно – почувствовала себя немного неловко.

– В любом случае слишком жарко, чтобы грести дальше. Давай будем нырять отсюда, ладно?

Поцеловав его, девушка скрылась из вида, а Ральф на мгновение остался один и смотрел, как она уплывает в прохладную бездну. Неуклюже, сильно раскачивая лодку, он последовал за своей подругой. В недалеком прошлом, казавшимся седой древностью, он бы никогда не поверил, что кто-то вообще способен нырять, но прежний Ральф остался позади, а впереди была только Мэрион, чьи ноги мелькали в клубящейся тьме.

Они поднялись к солнцу, набрали воздуха и снова нырнули. На этот раз глубже. В ушах звенели заклинания пропавших без вести гильдейцев, в глазах темнело. Внизу им открылось залитое лунным светом пространство с тускло-белым морским дном, мелькающими рыбами и чернильными пятнами водорослей. Затем Ральф увидел кости чего-то неведомого и огромного. Не скелет морского чудовища, а остов корабля. Медленно, то поднимаясь к поверхности, то работая ногами, чтобы спуститься, они изучили находку. Мэрион нашла среди обломков зеленый кулон. Ральф – покрытый коркой морской прибор, который в ответ на прикосновение зашептал о звездах и песке. В недрах топки горел холодный огонь. Над ними развевались водоросли, как знамена над храмом бледного пламени.

Ральф, не обращая внимания на растущую боль в опустевших легких, ощутил почти религиозный трепет. Затем Мэрион проплыла над ним, и свет озарил ее тело, а волосы упали на лицо среди танцующих водорослей, и она помахала ему рукой, словно сирена. Зрелище было почти до нелепости красивым, и он почувствовал себя неуклюжим и растерянным, когда снова вынырнул и вцепился в борт лодки. Голова Мэрион показалась с другой стороны. Он никак не мог набраться сил, чтобы перелезть через планшир, а она даже не запыхалась.

– Интересно, – выдохнул он, – как оно там оказалось? Потерпело крушение?

– Не обязательно… – Она откинула волосы с лица. – Иногда корабли топят, если они больше не нужны.

– Зачем кому-то…

Но Мэрион уже забиралась в лодку. Потом они лежали вдвоем, ели собранные в цитрусовой роще апельсины, липкие, сладкие и невероятно согретые солнцем, и обсуждали новые сведения, которые требовались внести в каталог. Он содержал все виды и типы растений, собранные на их берегу, и был необходимым обоснованием их теории.

– Знаешь… – Мэрион запустила в воду пустую апельсиновую корку. – То, что приключилось столетие назад, когда одна эпоха сменила другую… Разве не принято было считать, что скоро все опять изменится? Но ничего не произошло?

Взгляд Ральфа скользнул по ее бедру, освещенному солнечным светом. Он представил себе, как она сжимает кулаки в гневе. Или размахивает знаменем.

– Так и вижу тебя на баррикадах.

И он действительно видел. Мэ-ри-он! Он даже услышал, как люди скандируют ее имя.

– Нет, постой… То, о чем я хочу сказать, касается нас… нашей теории. Каждая эпоха необычна и заканчивается по-разному, и возможно, именно мы станем причиной нового перелома. – Она сместила ноги и выковыряла из зубов кусочек рыхлой сердцевины апельсина. – Но у нас нет названия. Такого, которое люди запомнят, как торговую марку.

Как всегда, она была права, и пока Ральф пытался не отвлекаться на тело Мэрион и послеполуденную истому, они перебрали варианты: «взаимный отбор», «изменения видов», а после – «развитие видов» и «унаследованное развитие», чтобы в конце концов прийти к «врожденной адаптации», что по-прежнему казалось не совсем правильным, но хотя бы отражало сочетание свойств, приобретенных по факту рождения и под влиянием среды. Итак, да будет адаптация врожденной; тут наконец-то над вершиной утеса и трубами Инверкомба появилась тучка – впрочем, теперь все мысли Ральфа занимала сияющая ложбинка между грудями Мэрион. Его пальцы скользнули по шелковистой коже. Ее ребра поднялись и опустились, когда она рассмеялась, а соски напряглись, когда она вполсилы его оттолкнула. Слабый порыв ветра качнул лодку. Ральф поцеловал Мэрион в плечо. Горько-сладкий вкус. Как у апельсина.

– А тебя не навещала тревожная мысль о том, – прошептала Мэрион, чье лицо было так близко к его собственному, что казалось милым расплывчатым пятном, – что мы чересчур ненасытные?

Но в тот момент его заботила лишь возможность провести кончиком языка по ее уху. Было ли все, что он чувствовал, лишь животным инстинктом? Была ли радость, которую он испытал, когда она заверила, что теперь совокупление безопасно, разновидностью банального нервного возбуждения? Такова природа, и они ее часть, здесь и сейчас, так с чего бы отказываться от своей роли?

Оказалось, заниматься любовью в маленькой лодке вполне возможно, хотя и не слишком удобно. Отчасти процесс был забавный, поскольку они опасались заноз, но в то же время чудесный, ибо в тот момент, когда Мэрион раздвинула ноги, небо потемнело, а когда он вошел в нее, море заколыхалось и содрогнулось, лодка начала раскачиваться, и теплый воздух сменился прохладным