Курс на СССР: Переписать жизнь заново! - Тим Волков

— Сашенька, ну наконец-то! — она сделала шаг навстречу, понизив голос до шепота. — Папа твой… с ума сошел, по-моему.

— Почему? Что случилось? — я насторожился, мгновенно представив худшее. — Опять сердце?

— Нет. — мама мотнула головой в сторону зала. — Просто твоя статья… Та самая, про будущее… Прочитал вечером, помолчал, помолчал… А потом как зашуршал бумаги, как застучал счетной машинкой! До сих пор сидит, не оторвешь. Ужинал прямо за столом, крошки на чертежи сыпал. Ничего не слышит, ничего не видит.

Я слегка приоткрыл дверь и заглянул в зал.

Отец сидел за своим столом, обычно заваленном радиодеталями и схемами приемников. Но сейчас ничего этого там не было. А на столе, и на полу вокруг него пространство было заполнено множеством исписанных листов с непонятными мне символами и надписями… Отец с циркулем и логарифмической линейкой склонился над листом ватмана, на котором уже проступали контуры какого-то устройства, похожего на раскрытый портсигар.

Он что-то бормотал себе под нос, в такт работе линейки:

— … антенна… проблема с миниатюризацией… эффективность при таком размере будет стремиться к нулю… — он отложил линейку, схватил карандаш и принялся что-то яростно вычислять на отдельном листе. — Нет, с питанием вообще беда… Никель-кадмиевые аккумуляторы… слишком громоздкие, слишком малая емкость… нужен прорыв в химии источников тока… Или снижать энергопотребление… но как?..

Он замолчал, уставившись в одну точку, будто пытаясь разглядеть решение в потрескавшейся краске на стене.

— … микросхемы… надо уменьшать топологию… но это же фантастика… хотя… — он вдруг снова оживился и принялся строчить еще быстрее. — Гетеродин… смеситель… проблема синтезатора частоты… чтобы он был стабильным и при этом помещался в карман… бред…

Я стоял, завороженный этим зрелищем. Мой отец, скептик и прагматик, инженер до кончиков пальцев, не просто прочитал мою статью. Он увидел ее. Он принял вызов. Он не спорил, не доказывал, что это невозможно. Он сел и начал решать конкретные инженерные задачи, которые стояли на пути к этой «невозможности».

— … дисплей… но где его взять? Телевизор «Электроника» целиком не запихнешь… — он провел рукой по лицу, оставив на щеке след от графита. — И клавиатура… кнопочная… контакты должны быть… упругими, долговечными… или сенсорная? Но это уже из области…

Он замер, уставившись на свой чертеж. Потом медленно поднял голову и увидел меня. Его взгляд был остекленевшим, отсутствующим, он смотрел сквозь меня, все еще находясь в мире конденсаторов и резисторов.

— А… Саша… — он моргнул, пытаясь вернуться в реальность. — Ты… это… насчет твоей статьи…

— Да, пап? — я сделал шаг вперед.

— Там насчет размеров, — он ткнул пальцем в чертеж. — Ты написал «карманный». Но карман карману рознь. Имеется в виду нагрудный карман пиджака? Или штанов? Потому что, если штаны, там вообще экстремальные условия по вибрации и механическим воздействиям. Или это будет устройство с ремнем, как портативный магнитофон? Надо определиться.

Я смотрел на него, на его серьезное, озабоченное лицо, испачканное чертежной пылью, и не мог сдержать улыбки.

— Думаю, сначала, как телефон-чемоданчик, только маленький, — осторожно сказал я. — А потом уже до кармана докрутим.

Отец хмыкнул, снова погружаясь в расчеты.

— Чемоданчик… Это уже полегче. Место для аккумулятора есть… Антенну выносную можно… — он снова что-то забормотал, отвернувшись ко мне спиной.

Мама, стоявшая у меня за плечом, вздохнула — то ли с облегчением, то ли с тревогой.

— Ну вот, опять его понесло. Теперь до полуночи не оттащишь. Иди ужинать, Саш, остыло все уже.

Я кивнул и пошел на кухню, оглянувшись на отца. Он снова склонился над своими расчетами, целиком уйдя в мир, который всего сутки назад называл «блажью» и «гаданием на кофейной гуще».

Я понял, что только что одержал самую важную победу. Не в газете, не над председателем-вором. Я достучался до самого главного своего скептика. И он не просто сдался. Он взял в руки карандаш и пошел в атаку на будущее.

Глава 13

Николай Семенович сдержал свое слово, статья вышла уже в середине сентября. Ну, конечно, не с той остротой, к какой я привык там, в будущем, но… для восемьдесят третьего года и это был прорыв! Хотя, казалось бы, и что там такого? Ну, покритиковали зарвавшегося председателя, так, слегка. Даже уголовное дело не возбудили — сочли доказательства недостаточными. Гога, естественно, свидетельствовать против Евшакова отказался, а фотографии были такого качества, что в прокуратуре, как рассказывал потом главред, лишь покачали головой. Так что с точки зрения закона председатель оказался чист…

Однако, по партийной линии Евшаков получил знатного «строгача» и слетел со своей должности белым лебедем! Или черным… Или вообще, хромой уткой. Как бы то ни было, но слетел, и это уже была — победа! Правда, бывшего председателя просто перевели в замы… Да и этого-то могло не быть.

Николай Семенович объяснил, что председатель колхоза вообще-то — должность не номенклатурная, а выборная, его колхозники выбирают на общем собрании. В отличие от того же совхоза, где не председатель, а директор, которого назначают вышестоящие органы — и они же могут и снять.

— Просто у нас, Саша, нынче что колхоз, что совхоз, одинаково, — грустно улыбнулся редактор. — Все подчиняются кому?

Спросил, и сам же ответил:

— Правильно, партии! Потому, как именно партия у нас руководящий и направляющий орган! Вот и вышло с расхитителем этим… Вот же сволочь! Так вот, в наглую, воровать! Хотя… в Узбекистане-то вон, что делается! Сведущие люди рассказывали. Ну, да тебе пока лучше на знать… Ах, Юрий Владимирович, Юрий Владимирович, здоровья бы тебе побольше. Вскрыли бы все гнойники… эх!

Оглянувшись на портрет нынешнего генсека Андропова, главред махнул рукой, и вдруг снова улыбнулся. На это раз весело:

— Ну, что, Саша? Будем тебя внештатным сотрудником оформлять. Так что готовься… И да, там тебе очередной мешок писем. Иди, в канцелярии получи. Звезда ты наша…

Я вышел на улицу в приподнятом настроении. Стоял погожий сентябрьский денек, «бабье лето». Ярко светило солнце. Багряно-золотые деревья роняли листву, в бледно-голубом небе собирались в стаи перелетные птицы. На той стороне улицы виднелась желтая бочка с квасом. И очередь совсем небольшая, человек семь.

Перебежав улицу, я пристроился в очередь и снял куртку. Ту самую джинсовку с черепом. Череп, кстати, пришлось спороть, очень уж нехорошо косился на него