Фантастика 2025-156 - Оксана Олеговна Заугольная

Сообразила я это только на предпоследней точке. Ноги гудели так, что их больно было переставлять. Голова кружилась, во рту снова пересохло, а воды у меня больше не было. Я закинула горсть снега в рот и его же приложила к вискам, чтобы хоть немного прийти в себя. Холод меня и впрямь взбодрил, но ненадолго.

Это место было не похоже на все остальные. Честно говоря, оно и кладбищем-то не было, хотя мертвецы тут определённо были. Даже в темноте я видела, что вокруг поляны, куда я выбралась, сомкнули кроны огромные деревья.

А ещё я откуда-то знала, что Бриен тут был и совсем недавно. Тропинка от дома была протоптана в снегу, и я пошла по ней, надеясь, что она меня выведет хоть к крошечному, но кладбищу.

Надежды мои были тщетны. В конце короткой, надо сказать, тропинки, и впрямь оказался камень, но не могильный. Огромный плоский камень, с которого и до меня стряхнули снег. Видимо, это тоже был Бриен.

На ощупь камень показался мне огромным и очень холодным, а потом я вдруг поняла. Вспомнила. Я была здесь, и это была не могила, а древний алтарь, на котором сумасшедший парень с васильком на щеке пытался меня убить. Я ещё тогда удивилась, откуда алтарь, да ещё такой старый, в нашем лесу? Вроде бы привычки приносить в жертву людей, нет ни у кого из живущих в Калегосии. Да даже наши соседи таким не занимаются.

А теперь я поняла. Этого нет сейчас. Много лет назад, когда этот дом был прибежищем мёртвой лисицы и её новорождённых детей, алтарь мог и пригодится. Не уверена, что я готова осуждать Ильинку. Её не приняли лисицы, не узнав в этой изломанной женщине свою родственницу. Она не знала тут никого. И ей надо было жить ради своих детей. Нет, со стороны Эрис было настоящим свинством это не понимать!

Некоторое время я размышляла, не была ли я такой же неблагодарной дочерью для кого-то из моих родителей. Вроде бы я не очень ладила с инквизиторами и даже сбежала от них, но потом я успокоилась, что мне по сравнению с Эрис лет как младенцу, а я уже разобралась, тогда как эта вечная травница продолжала ненавидеть всех и вся. И хотела уничтожить Калегосию, к которой, между прочим, в хорошем смысле даже не прикладывала рук! Только в плохом.

Так что нет, я вовсе не такая, как она. Напомнив мертвецам, похороненным под поляной, что жизнь сложна, а смерть немногим проще, и отсюда в некотором роде идёт Калегосия, а значит, на них особая надежда, я шагнула в последнюю точку. В темноте я напрасно силилась разглядеть, где оказалась, плюнула на это и копнула землю, взывая к мертвецам. И, получив неожиданно мощный отклик, не выдержала. Перед глазами потемнело куда сильнее, чем просто от темноты, и я ничком упала на землю, чудом не разбив лицо о каменные глыбы.

Очнулась же я, когда солнце пригревало моё лицо, щекотало ресницы. Память, та, что всегда была со мной, совершенно новенькая и ещё никем не проклятая, требовала признать, что упала я лицом вниз, а сейчас лежала на спине, но сомневаюсь, что это имело какой-то смысл. Мало ли кто меня мог найти на кладбище и положить так, чтобы я не задохнулась в луже! Например, это мог сделать сторож. Или кто-то из прохожих. Не то, чтобы на кладбище было прямо много прохожих, но вдруг?

Я не торопилась вскакивать, но не потому, что опасалась кого-то, а просто очень хотелось ещё немного полежать. Пусть и на кладбище, пусть и юбка моя промокла, одна нога попала в сугроб, а волосы в лужу. Что толку сейчас переживать, когда я могла находиться в горизонтальном положении?

Ещё бы знать, что это было не зря. Я была вымотана настолько, что едва не умерла. Обидно было бы, окажись это без смысла!

— Что толку, что все вернули память, если Белка умерла⁈ — вопль Бриена едва не заставил меня вздрогнуть. Я умерла и не заметила как?

Нет, я в курсе, что так бывает, но я знала и ещё одно — если я чувствую, как неприятно моей левой пятке в сугробе, я никак не могла умереть.

— Я не успел сказать ей, что люблю её! — продолжал Бриен, и я окончательно решила не торопиться. Успею ещё ожить. — Я влюбился в неё, когда увидел впервые, такую странную, в каких-то лохмотьях. Но её улыбка и то, что она без колебаний пожертвовала свою лечилку незнакомцу… в неё просто нельзя не влюбиться!

— Ну почему же, я вот смог, — раздался голос Четвёртого, но Бриен его не слушал.

— Я трус, я тряпка и сопляк, — сообщил Бриен, судя по громкости, всему кладбищу. — Я не должен был уступать её брату. Что за дело, что Даррену она нравилась? Она была моей невестой, и у меня было полно времени убедить её, что это то, что должно было случиться с нами обоими! Конечно, я не достоин её ответной любви, я просто ждал непонятно чего, и так не решился признаться даже, когда она осталась одна.

— Господин Гастион, ну что толку сейчас сокрушаться, — Четвёртому определённо было не по себе от стенаний Бриена, и тут нельзя было его в этом винить. Мне и самой было очень смущающе это слушать, а ведь это было для меня! — Говорить такие вещи надо живым!

Прозвучало это так, словно Четвёртый наставлял несмышлёныша, но Бриен даже не разозлился.

— Ты прав, — выдохнул он. — Я всюду опоздал.

— Вообще-то, Иссабелия жива, — заметила Арриена. — Просто перемещения в течение нескольких суток по кладбищам вытянули из неё больше сил, чем ожидалось. И, если бы ты, мой милый, вытащил её из лужи и сугроба и укутал в одеяло, она бы очнулась куда быстрее. Она тут и так давненько лежит.

— Жива? — в голосе Бриена было столько надежды, что у меня не было сил его мучить. И я открыла глаза, мгновенно попадая в горячие объятия Бриена. Да, пожалуй, Арриена была права. Так гораздо лучше!

— Жива, — подтвердила я слабым голосом. — И это, вообще-то, мне решать, кто кого достоин, а кто —