По праву сильного - Дмитрий Лифановский

Теперь Молчан твердо знал — это не случайность, не удача, не харизма. Древняя кровь — не миф, не гипотеза, а реальность. Нечаев, ощутил, как в груди зарождается трепет перед тем, кто мог стать либо спасителем, либо разрушителем всего, что они знали. Промелькнула мысль, что надо атаковать. Ударить сталью и магией в прямую, напряженную спину, маячившую перед глазами. Возможно… Нет, скорее всего, погибнуть, но спасти Мидгард от еще одной катастрофы. И не смог. Тело словно сковало льдом, а мысли потекли медленно, плавно, нехотя.

В таком состоянии Молчан сел в машину, в таком состоянии он ехал, уставясь невидящим взглядом в покрытое каплями дождя стекло. И лишь когда автомобиль свернул на извилистые узкие улочки припортового района, Нечаева отпустило это странное состояние. Но уже не было ощущения неотвратимости чего-то ужасного, от чего надо спасать мир, да и сама эта мысль сейчас казалась глупой. Ну чем может угрожать существованию бытия один, хоть и очень необычный, юноша?

Машина остановилась у высокого бетонного забора, обмотанного поверху мотками колючей проволоки с давно потускневшими следами магических плетений, огораживающего территорию порта от города. Дождь смешался с соленым ветром, дующим с моря, и Молчан невольно поежился, когда они вышли на мокрую брусчатку. Тела Фроди и его людей лежали под навесом, укрытые грубой тканью, чтобы защитить от непогоды. Рагнар подошел к ним, не обращая внимания на собравшихся вокруг людей из «Ока» и портовых стражей. Его лицо было неподвижным, но Молчан чувствовал, как воздух вокруг ярла сгущается, словно сама реальность трещит под напором его эмоций.

Рагнар опустился на одно колено рядом с телом князя Воронцова. Его пальцы пробежали по щеке старого князя, коснулись кровавых провалов на месте глаз. От ярла исходили волны тяжелой, почти первозданной энергии, и Молчан внезапно ощутил знакомый привкус — отголоски хаоса. Того самого хаоса, которым пропитана аномалия. Но в Рагнаре этот хаос был не разрушительным, а управляемым, словно юноша повелевал им. Но как можно управлять хаосом? По спине второго человека в «Оке Одина», одной из могущественнейших организаций цивилизованного мира, снова пробежала ледяная волна.

Наконец, ярл медленно поднялся. Его глаза сверкнули, как сталь под светом молнии. Он посмотрел на Нечаева, и тот невольно отступил на шаг. В этом взгляде не было ничего человеческого — только холодная, неумолимая решимость.

— Найдите того, кто это сделал, — очень тихо произнес Рагнар, но его услышали все, несмотря на шум дождя и ветра, гудки пароходов и рабочий гвалт за забором, — И передайте мне. Я сам разберусь. А если «Око» не справится до рассвета, я начну искать сам. И тогда, Молчан, никто не сможет меня остановить.

Нечаев кивнул, чувствуя, как сердце резко остановилось и тут же вновь заколотилось в ребра. Быстро-быстро, словно пытаясь вырваться. Молчан, впервые за многие годы службы, ощутил страх — не за себя, а за то, что этот человек способен сотворить с городом, с княжеством, с миром, если его ярость найдет выход.

— Я понял, ярл, — тихо ответил он. — Мы сделаем все возможное.

Рагнар кивнул, бросив последний взгляд на тела. Его пальцы сжались, и Молчан заметил, как вокруг ярла на миг вспыхнул едва заметный ореол — темный, с багровыми искрами, словно сама тьма откликнулась на его гнев. Затем Рагнар повернулся и направился вглубь трущоб, оставляя Нечаева наедине с его мыслями и тяжелым осознанием — в мир пришла сила, которую невозможно контролировать. Неужели взбалмошная девчонка и дикие степняки оказались правы, и сейчас он разговаривал с Богом?

* * *

Я шёл через припортовые улочки Або, не чувствуя ни холода, ни сырости, пропитывающей одежду. В груди пылал огонь — не согревающий, а сжигающий, оставляющий только пепел и жажду. Жажду крови. Жажду мести. Я знал, что этот огонь опасен. Он ослепляет, превращает в зверя. Но иногда зверь — это всё, что нужно, чтобы выжить. Чтобы покарать.

Мы не были особо близки со Старым Вороном. Но я уважал этого человека. За мудрость, понимание жизни, силу духа, верность своим идеалам. Его глаза, потускневшие от груза прожитых лет, всегда смотрели с пониманием. Теперь, последнее, что я видел, стоя над его телом — выжженные провалы на месте этих глаз. Не таким я хотел запомнить Фроди, когда он уйдет на перерождение, не так я хотел его проводить за кромку. И за это кто-то заплатит. За него. За Сольвейг. За то, что я вынужден снова лить кровь, вместо того, чтобы разгадывать такие занимательные загадки, припасенные для меня этим миром.

Но заливать Або кровью я не собирался. Не из-за жалости — я видел слишком много миров, слишком много смертей, чтобы бояться крови. Безумная бойня — это слабость, а не месть. Кара должна быть точной, как клинок, вонзенный между пятым и шестым ребром прямо в сердце. И для этого мне нужны имена. Кто дернул за ниточки? Кто посмел тронуть моих людей?

Я шагал по узким переулкам, чтобы унять ярость, что гудела в венах, как буря. Обитатели трущоб чувствовали мой гнев. Уличные крысы — проститутки, воры, попрошайки, торговцы краденым расползались с моего пути, забиваясь в свои норы, чтобы спустя время снова вылезти на свет в поисках наживы. Они не знали моего имени, но их инстинкты, отточенные годами выживания, кричали об опасности. Мужик с бегающими глазами, таскавший рыбу с барж, нырнул в подворотню, прижав к груди мешок. Старуха, продававшая тухлятину под видом еды, захлопнула ставни своей лавки. Даже псы, рывшиеся в мусоре, поджимали хвосты и жались к стенам. Я был хищником, и они это знали.

Постепенно жажда крови начала спадать. На смену пришла холодная, рациональная ненависть. Она струилась по венам жгучим ядом. И ждала. Ждала имён. Ждала боли врагов. Их крови. Да, я, наверное, чудовище. Но сегодня я хочу быть именно им.

* * *

Я вернулся в особняк, когда дождь усилился, превращая улицы Або в мутные потоки. Я стряхнул воду с плаща и бросил его прямо на пол.

— Господин, — ко мне тут же подошел Ардак. Глаза настороженные, но голос ровный, — Всё тихо. Анастасия в своих покоях, Хулдан на заднем дворе, проверяет периметр. Но… — он замялся, бросив взгляд за окно, — Вокруг дома крутятся какие-то люди. Не могу понять, кто. Тени мелькают, но близко не подходят.

— Сколько их? — я подошёл