Когда-то я была злодейкой - Лора Лей

Светлана Ивановна удивлялась, сестра и отчим заказывали ещё.

Интерлюдия

Елизавета Хмырова балдела от московской толчеи, метро, пончиков, жареных пирожков с мясом (десять коп.) и с повидлом (пять коп.), запаха молотого кофе на первом этаже ГУМа и мороженого в хрустящем вафельном стаканчике из «Детского мира», трамвая «Аннушка», Чистых и Патриарших прудов, прогулок по Александровскому и Нескучному садам, Кускову и Останкино, Зарядью и всем подряд музеям.

Она таскала несопротивляющегося Мергена по полупустым улочкам Китай-города и, сидя в сквере у памятника Героям Плевны после посещения Политехнического музея, Хмырова подтвердила давние слухи, что здесь было место тайных свиданий «кое-кого» (уж теперь-то она понимала, что это значит), углублялась в старые переулки у Третьяковки, пока они несколько раз пытались выстоять там длиннющую очередь...

Они прошли все Бульварное кольцо, ели чебуреки по 16 копеек в полуподвальной столовой на площади Ногина, даже разорились на «тухлые» яйца в «Пекине» и блины с икрой в «Славянском базаре» (он ещё существовал, а стипендия и перевод от отца пришли!).

* * *

Ярким впечатлением первого московского лета стало закрытие Олимпиады в Лужниках, куда, благодаря широкому жесту Ирины Давыдовой, отказавшейся от «блатных» билетов, смогли пройти Лиза с Мергеном.

Такого единого душевного порыва, как продемонстрировали в момент улетающего в небо олимпийского Мишки все находившиеся на стадионе (и у экранов телевизоров), Лиза не видела никогда в своих жизнях! Люди плакали, махали руками уменьшающемуся на глазах симпатичному символу прошедшего события, хором пели прощальную песню и чувствовали светлую печаль и радость бытия…

* * *

Спортивно-юмористическое отступление

Зарубежные комментаторы заметили одну особенность, имеющую место во время выступлений советских спортсменов на регатах разного уровня: она заключается в незримом присутствии в командах двух таинственных гребцов, существенно увеличивающих скорость движения лодок, что приводит к победам представителей СССР в гонках. Журналисты выяснили, как зовут этих спортсменов, но так и не смогли увидеть ни одного! Их имена — Гребибля и Грибубля…

* * *

Зимой молодые люди катались на коньках на небольшом стадионе во дворе дома около Высоко-Петровского монастыря, иногда ходили в Сандуны и бассейн «Москва», были в знакомом ей баре у метро «Тургеневская», откуда Лиза, смеясь, с трудом вытащила ушедшего с одного коктейля Хантера!

Хоть раз в навигацию, но катались на речном трамвайчике от Котельников до Киевской — у Лизы это было навязчивой идеей!

Нет, это не за один год, конечно! Всё-таки учились они старательно, на повышенные стипендии. Но, расставаясь на неделю, живя в разных концах Москвы и не имея, на первых порах, возможности быть рядом сутками, как раньше, молодые люди скучали, поэтому и мотались в выходные повсюду, лишь бы вместе!

И наблюдали порой забавные моменты городской жизни Москвы 80-х.

* * *

Речной трамвайчик швартовался у пристани «Киевская». Лиза и Хантер, отдыхая на носу после долгой прогулки по центру, заметили полного иностранца с бейджиком на груди и авоськой (!)с апельсинами в руках.

Мужчина тяжело дышал (жарко было), осматривался и, по мере приближения к пункту назначения, заметно нервничал.

Худой парень-матрос, легко перепрыгнув на причал, наматывал толстый канат (швартов) на торчащие столбики (кнехты, вроде), особо нетерпеливые пассажиры уже покидали суденышко по перекинутому дощатому трапу.

Пара Хмырова-Манджиев, а также пыхтящий иностранец, были последними сходящими на берег.

Матросик что-то напевал под нос, занимаясь канатом, когда мужчина с авоськой обратился к нему, с трудом выговорив:

— Ка-ак… идти… метро? — и выразительно уставился на юнгу.

Лиза приостановилась — стало интересно, что же будет делать пацан? И почему-то тревожно…

Вьюнош в лихо сдвинутой на затылок бескозырке бросил швартов, отряхнул руки, широко улыбнулся дядьке с апельсинами и произнес, бодро и уверенно:

— Ду ю спик инглиш?

Дядька с шумом выдохнул, расплылся в счастливой улыбке и яростно закивал:

— Йес, йес, офкорс!

И довольный юнга, исполненный собственной значимости, произнес на …ЧИСТОМ РУССКОМ:

— Пойдете прямо, потом налево! Метро там! — и, махнув рукой в указанном направлении, вернулся к прерванному занятию, явно считая миссию по ориентации иностранца в пространстве, выполненной!

Занавес!

На дядьку было жалко смотреть! Он напоминал ребенка, которому показали и не дали конфету!

Простодушный матросик уже отвернулся, кроме них с Хантером, рядом никого не было, и бедный иноземец озирался вокруг глазами олененка Бэмби…

Лизе было и стыдно, и смешно! Мерген моргнул — мол, чего делать?

Чего делать? Брать за руку и вести! Лиза привлекла внимание иностранца взмахом руки и, молча, жестами предложила следовать за ними. Дядька встрепенулся, закивал понимающе, показал рукой же, мол, я за вами.

Так и дошли до нужного здания. Дядька долго качал головой в знак благодарности, потом влился в толпу у входа, а Лиза с Мергеном сложились пополам от смеха. Даже говорить было трудно, да и что скажешь? Прелестно, просто прелестно, мать вашу!

Наша Раша, одним словом!

* * *

Эскалатор на «Маяковке», самый длинный, поскольку уровень залегания станции самый глубокий на тот момент. На ступеньках стоит молодая мать с симпатичной девочкой на руках, явно приезжие.

Выше них — группа рослых, очень темнокожих африканцев (либо эфиопы, либо конголезцы, ну или суданцы), оживленно болтающих, белозубо улыбающихся и сверкающих чуть голубоватыми белками крупных карих глаз.

Девочка долго рассматривает их, опустив головку на плечо матери, и вдруг громко спрашивает:

— Мама, почему эти дяди такие грязные? У них нет мыла?

Гид в шоке, мамашка — тоже, на эскалаторе разом стихли разговоры. Девочка снова задает вопрос:

— Их что, в детском саду не научили мыться?

Африканцы трясут гида, тот, смущаясь, переводит. Мать пытается ускорить движение лестницы-чудесницы. Девочка не понимает причин нервозности матери…

Гости столицы секунду осмысливают переведенное, потом смеются. Один из них достает из рюкзака деревянную фигурку и протягивает девочке.

Та берет подарок, кидает на мужчин серьезный взгляд и произносит:

— Спасибо, я возьму. Но запомните! Чистота — залог здоровья, мойте руки перед едой. Так в детском саду учат. Пока, пока!

Мать, опустив голову и петляя как заяц, помчалась сквозь толпу пассажиров по залу, африканцы смеялись вдогонку, гид выдохнул — обошлось без международного скандала.

* * *

Вечер, полупустой вагон метро. На одном из сидений, старых, промятых таких, дермантиновых, вольготно развалился здоровый мужчина, явный работяга, прям Федя из фильма про Шурика. Глаза прикрыты, дремлет…

На очередной остановке в вагон заходит эффектная длинноногая блондинка в супер-мини и садится напротив отдыхающего (ну так получилось). Мужская часть пассажиров дружно вздыхает, что заставляет работягу открыть глаза и сонно осмотреться.

Найдя мутным взглядом умопомрачительную