Системный Кузнец V - Ярослав Мечников

Сидеть на месте стало физически больно. Поддался порыву и резко встал — тело требовало движения, хотелось метаться по комнате, но я лишь отошел от стола, встав спиной к Торгриму.

Постоял так несколько секунд, глядя на пляшущие тени в углу, затем медленно развернулся.

Старик сидел, уставившись на сложенные в замок руки — выглядел ссутулившимся, постаревшим на десяток лет за пять минут.

— Нет других причин? — мой голос звенел от напряжения. — Вы ничего не замыслили? Вы не собираетесь поработить меня через эту связь? Отобрать Кристалл, когда сделаю дело? Убить как опасного свидетеля? Просто… потому что я подхожу для этой цели? И всё?

Нахмурился, вглядываясь в его лицо — весь жизненный опыт отказывался верить в бескорыстие власть имущих, но в глазах старика читалась искренняя печаль.

Невольно начал верить ему.

Торгрим медленно поднял глаза.

— Я сказал всё, что хотел, — глухо произнес старик. — Возьмешь его — и Кристалл станет твоим, со всем его бременем и всей несвободой. Но он будет твоим так же, как и вся та сила, которую тот способен дать.

— А если нет? — спросил я, требуя ответа.

Какова обратная сторона медали? Чем Торгрим пригрозит, если откажусь?

Каменное Сердце помотал головой, а затем бессильно пожал плечами — выглядел потерянным, как капитан тонущего корабля.

— Если нет… — начал старик и замолчал.

Казалось, тот сам еще не думал об этом, или боялся думать.

— Тогда… Не знаю, мальчик, — снова бросил на меня взгляд, полный тоски. — Не знаю.

Я опустил голову и тяжело выдохнул.

Что-то не сходилось — какой-то фальшивый элемент в конструкции.

За предложением Торгрима пряталось негласное принуждение к долгу. Будто я ОБЯЗАН принять ношу, будто это моя проклятая судьба, начертанная звездами — весь сегодняшний вечер складывался как пазл, подталкивая к этому выводу: Кларисса с её пророчествами, Барон с доверием, теперь этот камень…

А может, я просто загоняюсь? Может, надо быть проще? Хватай удачу за хвост, пока та не улетела. Такой шанс выпадает одному на миллион — сила, власть и возможность стать легендой.

Но…

Дышал тяжело и медленно, словно в комнате выгорел весь кислород.

Я не могу. Я не хочу.

Помотал головой, отгоняя наваждение.

Надеть ошейник, бежать из последних сил, таща за собой этот груз, только ради того, чтобы когда-нибудь, в туманном будущем, снова стать свободным? Разве этого я хочу? Пожертвовать волей, жизнью ради других, оставшись рабом камня?

Решение давило на грудь тяжелым молотом — казалось, ребра вот-вот хрустнут. Лоб покрылся холодной испариной, стало невыносимо душно.

Торгрим молчал, не вмешивался.

Представил свою жизнь — пектораль на груди, выкованная стариком Хью. Спать с ней, жить с ней, думать о Камне каждую секунду. И гнать, гнать, гнать себя к мифическому Перерождению, чтобы освободиться.

Торгрим уверен, что я — фанатик, практик, для которого сила превыше всего. Но разве это я? Разве это моя суть? Меня пугает это Перерождение — даже не знаю, что там, за гранью, а теперь должен сделать это целью всей жизни?

Провинция будет спасена, люди будут жить, растить детей, пить эль в таверне, а я буду связан долгом и страхом до конца дней, превратившись в Голлума, охраняющее кольцо.

Помотал головой, отгоняя образы.

— Нет, — выдохнул тихо.

Слово упало, как хрупкий фарфор на пол.

— Нет, не могу, — сказал уже громче, и голос окреп. — Я не хочу этого, господин Торгрим.

Поднял на старика глаза — тот не шелохнулся. Даже зрачки его застыли, вперившись в одну точку на полированном дереве стола, словно Торгрим окаменел.

Я молчал — тишина в комнате давила на мозги, звенела в ушах, хотелось сбежать, вырваться на свежий воздух, но вспомнил слова Клариссы: «Не смей опускать глаза».

Заставил себя спокойно подойти к столу и снова опуститься на стул. Выпрямил спину, поднял подбородок.

Принял решение, и должен достойно встретить последствия, какими бы те ни были, даже если сейчас этот старый голем встанет и свернет мне шею.

— Хм-м… — протянул Торгрим хриплым, по-настоящему старческим голосом.

Каменное сердце снял подбородок с рук, медленно потянулся к кубку. Пальцы сжались на серебряной ножке. Перед тем, как поднести вино к губам, Торгрим замер на несколько секунд, стрельнув в меня выцветшими глазами — взгляд был острый, но пустой, словно тот смотрел сквозь меня.

Опустил веки, отпил и кивнул — то ли мне, то ли собственным мыслям, подтверждая какой-то внутренний диалог. Поставил кубок на место с глухим стуком, сложил руки на груди, откинулся на спинку кресла и замер.

— Значит, нет, — произнес Каменное Сердце тихо и задумчиво, словно подводя итог.

— Нет, глава, не могу, — старался говорить твердо, но голос сел. — Не готов взять этот груз — я его не выбирал.

— Мы не выбираем, Кай. Мы ничего не выбираем, — Глава поднял на меня глаза.

В них плескалась тоска, смешанная с горькой насмешкой.

— Все, что есть в этой жизни — дано нам, навязано, всучено в руки при рождении — даже то, что отчаянно считаем своим. Статус? Ха. Статус присваивается. Мы уверены, что заработали его потом и кровью, но разве это наша заслуга, что мы родились с руками, способными держать меч, а не с гнилыми легкими? А стремление? Намерение?

Торгрим подался вперед, впиваясь в меня взглядом.

— Разве это неистовое желание, способное пробивать лбом горы — твоя заслуга? Или оно вложено в тебя, нарисованная на сердце руна? Духами, предками, самой Судьбой. Мы лишь сосуды, Кай.

Старик опустил взгляд на остатки мяса в тарелке.

— Взять этого горного тура — выбирал ли тот быть свободным, скакать по скалам, прежде чем его убили, освежевали, зажарили и подали нам с тобой на серебре? Выбирал ли он стать едой на нашем столе? А ты…

Торгрим медленно встал, оправил складки дорогой туники, пригладил седые волосы. Прошел вглубь комнаты, к темному углу, и встал спиной ко мне, сцепив руки за спиной.

— Ты выбирал свою судьбу?

Вопрос прозвучал тихо, но от него по спине побежали мурашки. В тоне скрывалась такая проницательность и глубина, что стало не по себе. Казалось, старик говорил не с Каем, а со мной — с Димой, с душой, которую вырвали из одного мира и швырнули в другой без спроса и согласия.

На мгновение почудилось, что Каменное Сердце сейчас повернется и назовет меня настоящим именем.

— Я… — запнулся, чувствуя, как слова рассыпаются в пыль. — Я не знаю, глава — правда не знаю.

Мужчина молчал.

— Иногда «не знаю» — самое мудрое, что человек может признать, — его голос звучал глухо, как