Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

– У дедушки сердце не выдержит.

– Угу, – сказала мама. – Вот пусть он Ференцу это и скажет, нас-то там не будет.

– Ты что думаешь, дедушка за нас не огорчится?

– Огорчится, конечно. – Мама щелчком сбила с Сашиного лба какого-то то ли муравья, то ли ещё кого-то невезучего. – Но это же сюжетный поворот.

– Но вы сами о нём договорились!

– Да, но кто узнает?

– Мам, что с отцом?

– Саш, вот если я тебе это расскажу… – Подошёл кто-то – тень плотнее, чем тень Ференца; кто-то из слуг, наверное, – сунул матери в руки что-то, на дне чего плескался круглый свет, что-то стеклянное, и мама поблагодарила. – Если я тебе расскажу, ты эту мёртвую царевну ещё раз исполнишь.

– А почему ты Ференцу не сказала, что оно не первый раз так?

– А потому что знать ему зачем, малыш? Договор договором, а тайны тайнами.

– Я не знала, что это так называется: «царевна».

– Раньше ты не так быстро холодела всё-таки.

Что ж, тайны тайнами. Интересно, сколько мама скрывает от неё самой.

– Саш, пей уже, тут нет бутылей с кипятком тебя обкладывать.

– А у этого в замке будут?

– Я не знаю. Саш, я потом всё расскажу, когда сама пойму. Нельзя нам оставаться, понимаешь?

– Нет.

– Саш, пей давай.

– Я не хочу ни в какой замок ни к каким злодеям.

– Я тоже не хочу, и что теперь?

– Мам, у дедушки сердце.

– Да у него оно заболит куда сильнее, если он нас с тобой увидит! – Мама прижала стакан – или что это было – к Сашиным губам. – Одна вяжет, другая по кустам скачет. Ты что, хочешь за клавесин?

– Да, а то в тёмном замке клавесинов нет.

– Да наплевать всем будет на тебя там. – Мама встряхнула бы её наверняка, но тогда разольётся ценное питьё. Вряд ли бы Ференц разорился ещё на одну порцию. – Лучшее место, чтоб пересидеть, ты понимаешь?

– Чтоб пересидеть что?

– Нет, это невозможно! – Мама встала. – Я не могу с ней, не могу. Попробуй ты?

Рядом раздался вздох, и запахло костром и хвоей, жирной землёй и засохшей кровью.

– Я бы на твоём месте выплеснул это снадобье в лицо мне, – проговорил и тут же поправился: – Конечно, если б мог. Но если ты сейчас не очнёшься, то и отомстить никогда не сможешь.

– Кому отомстить?

– Мне, – он помедлил, – или матери своей. Впадать в оцепенение – плохая месть, на тройку.

Вот тут Саша должна была сказать, что светлые никому не мстят, в отличие от некоторых. Что она выше этого, и раз он полагает… Может, если бы она удержалась и не вступила в разговор, всё пошло бы по-другому. Может, Ференц подумал бы, что с ними нельзя договориться, и тогда… Но она не возразила, только спросила:

– Почему?

– Ну как же? – Он поставил снадобье рядом, у Сашиного плеча. В волосах её скоро совьют гнёзда птицы, а платье оплетёт шиповник. – Все же ведь только и хотят, чтоб ты стала удобной. Мать хочет, я хочу. Зачем нам потакать? Будешь спать в моём замке – не сможешь сбежать к отцу.

– Как будто бы я просто так смогу сбежать.

– Кто знает! Или ещё. – Он оглянулся (дёрнулась его тень) и продолжил вполголоса: – Или ещё. Если пойму, что ты способна это вынести, сам расскажу тебе об отце, честное злодейское.

– Да вы слова́ даёте, чтобы их нарушить.

– Нет! – Он опять оглянулся. – Иногда даём, чтоб в них попасться, как в ловушку. Вон к твоей матери уже давным-давно попался. Мне двое светлых в замке для чего нужны? Ни для чего. Хочешь – спи крепко, а мы с твоей матерью будем по вечерам на кухне играть в шахматы.

– Да вы!.. Дайте сюда, – мама вообще умеет играть в шахматы?.. – Давайте сюда эту вашу смесь.

– Сомнительную смесь. Тут прилагательное нужно для полноты эффекта. Пей, царевна, пей.

* * *

– Прежде чем вас похитить, мне нужно вернуть собственный дворец, – проговорил Ференц. – И вам, увы, тоже придётся возвратиться в свой. Я не могу вас похищать, коль вы и так в бегах.

– Да почему? Напасть на одиноких путников?

– Не-а. Если никто не видит, я же это не проведу как похищение. Похищать надо с площади или из парка, знаешь ли. На худой конец, из беседки в саду, ну, где вы чай пьёте, но тогда это должна будет подсмотреть служанка и…

Откуда он знает, где они пьют чай? Саша думала, мама спросит, но та только отмахнулась:

– Да ты такой ретроград. Мне нельзя во дворец, я не вернусь.

– А если под защитой? Вон у дочки уже есть.

– Что у меня есть?

Саша села с трудом. Казалось, будто она не спала три ночи или, наоборот, уснула днём и теперь вся состояла из вчерашней манной каши, да ещё с песком.

– Не знаю, – сказал Ференц. – В кармане у тебя что?

В кармане, которых, вообще-то, принцессе иметь не полагалось, у Саши лежала одна вещь – отцовский нож со штопором.

– Неважно что.

– Да можешь не показывать. Я говорю: у твоей дочери есть предмет защиты, по всем правилам оплетённый, не знаю, откуда взяла. Никому не отдавай. Он и от светлых, и от тёмных, и от снов, и от воздействий… – Он будто видел новые и новые слои – так увлекаются, когда подарок разворачивают. – Да на это год жить можно, если умеючи продать. Так вот, такой, конечно, я не сделаю, но плохонький, на пару недель – почему бы нет.

– То есть ты мне предлагаешь вернуться с плохоньким защитным артефактом и надеяться, что всё будет хорошо?

– Уж ты-то могла бы понять, что «плохонький» означает «всё, что в моих силах», то есть – как для себя, а для себя я бы сделал хорошо.

– Не как для сына?

– Сына я вовсе бы туда не отправлял. – Взгляд у Ференца был тяжёлый и упирался куда-то в траву за Сашиным плечом. Такое чувство, будто на плечо положили ствол ружья. – Но вы уже там жили.

– Только если ты поклянёшься мне здоровьем сына, что так сплетёшь, что с нами ничего там не случится.

– С тобой. Царевне уже сплёл не я.

– А кто ей сплёл?

– Это отец, – сказала Саша. Горло засаднило. Конечно, посидела на траве…

– Ну, – сказал Ференц, – это уж ваши дела. А ты подумай, как замок мой отбить быстрее, королева.

– Так я тебе для этого и нужна?

– Ну.

– Мама, ты что, – Саша дёрнула её за рукав,