Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

– Почему вы вообще здесь оказались?

– Потому что, останься я злодеем, мне пришлось бы ещё раз драться с твоим мужем, а он… – Ференц покачал головой. Его распущенные волосы потёрлись о драконью чешую.

– А что он, что? Не в себе, ты хочешь сказать? Не владеет собой? Опасен для других?

Ну зачем мама так об отце? Разве это прилично, разве можно? Пусть бы всё это оказалось сном.

Ференц – и тот сделал вид, что не услышал, ответил уклончиво:

– Не хотел, в общем, я с ним драться и решил свернуть с пути.

– А почему твой сын тогда отбил вам замок?..

– Ну, потому что одержим излишним рвением, я полагаю. Как в разбойники – так это фу и мы не будем, как переждать на той стороне – так да, пожалуйста, а как не делать глупостей – так поглядите-ка.

Гюрза теперь тоже сидел, привалившись к дракону – не прикасаясь к Ференцу, на расстоянии шага, – и как будто даже не слушал: просто сидел, прикрыв глаза. Он был на той стороне! Ему позволили, просто так, его просили даже – и он видел там жвачки и розетки, аппараты для извлечения звука и нормальных зубных лекарей… На слове «глупостей» он дёрнулся – но ничего не сказал, даже глаз не открыл.

– То есть вы бегаете на ту сторону во время игры?

– Не решающая же битва. А твой муж так выложился…

– Хватит о нём, – сказала мама – будто нож в арбуз воткнула.

Потом, когда они все пробирались через лес, потому что, вообще-то, замок Ференца был далеко, и дракон не мог бы перенести всех, и нужно было как-то да дойти хотя бы до слабой точки перехода, затухающей, которая раньше была мощная, а теперь еле тлела, – Саша всё слушала, как Ференц говорил вполголоса.

– Ну, – говорил, а Гюрза просто шёл то вровень с ним, то чуть впереди, и Саше даже на миг показалось: руки у того связаны за спиной, – но нет, были свободны. – Ну а если бы ты лишился магии?

– Тебе же проще.

– За себя я решу сам, а ты представь, пожалуйста, степень беспомощности и как было бы обидно.

– Заберёшь у меня, что остаётся?

– Не делай из меня сам знаешь кого.

– В воспитательных целях ты же мог бы?

– Мог бы, – кивнул Ференц, и Саше захотелось перейти в хвост отряда, за самого последнего слугу, лишь бы сейчас никто из них не оглянулся и не заметил, что она ступает по опавшей хвое и слушает их, слушает. – Мог бы, не сделайся ты уже таким несчастным.

– Я не несчастный.

– А со Старого, то есть, не ты скатился.

– Это вышло неожиданно.

– Скатился, потому что сил не рассчитал. А если бы в воздухе упал?

– Я себя к нему привязал, но верёвки пропали, потому что…

– Да?

– Потому что были сотворённые. Я не подумал.

– Ах, ты не подумал, что сотворённое может и исчезнуть, если творцу плохо. Базовый принцип ведь!.. Как занимательно было бы искать твой труп в полях.

– Да я ведь выжил бы!

– Это в полном истощении? Вы сколько рыцарей усыпили? Сразу всех! Надолго! Думаешь, даром бы тебе это прошло? Грянулся бы о землю, как все нормальные люди, и жди потом до следующего кона, возродишься ты или нет, и если да, то где. И кем. А что с Кариной сейчас, я вообще не хочу думать.

– Да ничего такого страшного с твоей Кариной.

– Точно?

– Да точно, точно. Ладно, ну, её шатало чуть-чуть, но вообще-то она даже толком не поняла, что сделала. Поэтому я сам и полетел к вам! Чтоб она пришла в себя. Что, разве плохо раньше освободить замок?

– Как тебе сказать.

– Отец, зачем тебе эти две?

– Тебе не рано знать ли?

– Ну пожалуйста! Что они тебе дают, чего не мог бы дать я?

– Вот если веришь мне и если ум к тебе вернулся, считай, что это гости, вот и всё.

Гюрза ускорил шаг и вырвался вперёд.

Глава 20

Мама всегда носила такие воротники – высокие-высокие, хотя уже даже за Сашину жизнь несколько раз становились модными платья с открытой шеей. Или ещё надевала водолазочки – тонкие, мягкие, которым тут быть не полагалось, и тоже с глухим воротом. Пока они все шли через лес – к точке ли перемещения или всё-таки сразу к замку, да какая уже разница, – пока они шли через лес, Ференц поравнялся с мамой, заговорил вполголоса, не разобрать. Но нельзя же быть дочерью светлой королевы и не уметь таких вещей. Листья, листья деревьев на тропе, напойте мне, о чём моя мать говорит со злодеем. Мох и папоротник, напойте. Ручейки, напойте. Правда, в единственном ручье, который им встретился, вода была вся чёрная от пепла. Ференц шёл и шёл рядом с мамой, и Гюрза шёл и шёл впереди всех, и Саша споткнулась, и всё тот же Карел поймал её за плечи и тут же отдёрнул руки.

У неё нету даже хлебных крошек, чтоб пометить путь. А листья передали:

– Что, опять?

– Думаешь, просто так я бы решилась?

За Ференца шептала липа, а за маму дуб. Что-то эти деревья явно путали.

– Платья ты давно носишь одни и те же, королева. Так что изменилось?

– Дело не в платьях, – отказалась мама, – дело не…

– С дочерью что-то?

– Пока нет, – сказала мама. – Я решила не ждать, пока случится. Нужно, чтоб с нею кто-то был, если меня… – А вот тут листья не узнали слово, плохо знали человеческий, и Саша зашипела сквозь зубы. Она шла позади, Гюрза – впереди, но на шипение оглянулся и нахмурился. Ему что, тоже кто-то переводит? Но тёмные с лесами разве дружат?!

А мама продолжала говорить:

– Ты позаботишься?..

– Я тебя ему не отдам.

– Ты уже собственный замок ему отдал!

– Что проще спрятать: замок или человека?

Потом они долго шли молча и вступили уже опять в сосновый лес – а сосны менее сговорчивы, когда их просишь. О чём ты, мол, королевна, пусть люди хранят свои тайны, королевна, подслушивают врагов, а не матерей. А если мать сговаривается как раз таки с врагом, а на тебя ни разу и не оглянулась?

Ноги опять проехались по грязи – тропу размыло, и вот на этот раз Саша точно бы упала и никуда бы больше не пошла. Сидела бы в грязи. Да никто бы и не заметил, что она отстала.

Упала бы – но кто-то подхватил её под локоть и рывком вздёрнул вверх.