Последний полёт. Книга первая: Исход - Ван Ваныч

А после подошёл к одной из двух уцелевших каким-то чудом, но сильно покалеченных лошадей. Прочие из павших коней (их было так то немного, в основном, разбежались) уже испустили дух, а вот эти продолжали попытки подняться, сопровождаемые жалобными криками. Смотреть на это тяжело, тем более понимая, что предстоит сделать: лечить их никто не будет, даже если бы было такое желание, ибо знания в этой области полностью отсутствуют, и выбор получается весьма невелик, в конце которого просматривается только одно. Можно оставить как есть, но это та же смерть, только более мучительная- в зубах хищников. Потому сделал, как должен был, но чувствовал себя весьма нехорошо. Даже тех ублюдков не жалко, придя нас убивать- они сами выбрали свою судьбу, а вот здесь... "Мы в ответе за тех, кого приручили..."- правильную фразу сказал один француз, и я под каждым его словом готов подписаться...

Собирались обратно долго: сначала парни никак в себя прийти не могли, потом собирали и упаковывали многочисленные, в нашей ситуации совершенно необходимые трофеи. Закончили с этим, опять жаба меня начала душить- ведь столько мяса конины оставить придётся. У нас в деревне продовольствие на поход уже заготовлено, но, как говорится, запас карман не тянет, и не нам отворачиваться от дармовщинки. Потому решил остаться на ночевую, тем более, что через прибежавшего Рима сородичей об ликвидации угрозы известил.

Ночь была тяжёлой. То тут, то там звучали крики ребят, а нередко и плач- сложный день оставил на каждом из них свои отпечатки, возвратившиеся ночью в виде кошмаров. И здесь невозможно было помочь, у каждого в этом свой путь... Единственное, не стал загружать их дополнительно сторожевой службой, подежурив до утра самостоятельно.

Устал, конечно. Утомили меня эти сутки, потому утра я ждал с нетерпением. И, едва над лесом появилось предвещающее погожий день зарево, принялся будить парней. Для них это время тоже не прошло даром: усталые лица, потухший взор- всё говорило об этом, но я знал, что всё изменится, они снова будут радоваться жизни, ведь молодости это свойственно,- легко забывать плохое прошлое. Но пока что они отказывались вставать, есть, и вообще хотели лишь одного- чтобы оставил их в покое. Не оставил, и даже более того- накричал, требуя поторопиться, и только после этого они соизволили пошевелиться.

Естественно, что с подобными затруднениями сделать что-то быстро невозможно, потому любое дело, как то: встать, поесть, собраться и выступить, наконец, превращалось в целую спецоперацию. В итоге, всё же отправились в обратный путь (и я был даже готов, несмотря на любопытные лица, перекреститься), но так медленно и с такими многочисленными остановками... Впрочем, на последнее обстоятельство я благоразумно закрыл глаза- идут, и слава богу...

Таким образом, прогуливаясь неспешным шагом, к деревне подошли уже к полудню. Нас как обычно встречали. Шумно и радостно, почти как некогда, вот только чувствовалась в этой победе какая-то грустная горечь. Может от того, что слишком многих потеряли в этой необъявленной войне, или давит подспудно, что несмотря на победу, уходить всё равно придётся?

Пока возвращались, думал, дойду, упаду и спать. Но едва обнявшись с родными, в моей голове зародилась тревожная мысль. Некогда спать, чужаки сегодня двумя десятками нас на испуг опробовали, а завтра их вполне возможно, что и полсотни припрётся. И в этом случае все мои хитрости легко разбиваются их "ломом"- количеством... Потому, прежде всего, нашёл в толпе немного смурного старейшину. Тот стоял чуть в стороне, опираясь на свою вечную клюшку, грустно взирая на обнимающихся родичей и хмурил брови.

- С победой, дед Микко!

Грустно покивал тот седой бородой, но не ответил. Однако, я не отставал:

- Когда уходить будем?

Старик от моего напора аж закашлялся:

- Кхе-кхе... Может позже...

- Позже будет поздно! Чужаки убежали, но они обязательно вернутся, но в большем числе, и тогда нашему роду точно придёт конец! Разве ты не понимаешь, старик, что у меня всего шестеро бойцов. Шестеро!- я для убедительности потряс пальцами.- И всех чужаков нам никак не перебить.

Посмотрел на нахохлившегося деда Мика- непривычно ему, что столь непочтительно с ним разговариваю, но что-то мне надоело их всех уговаривать. Доуговаривался уже- вон, первая ласточка, в виде разведки чужаков, уже прилетела, и следующая обязательно будет,- и будет она намного серьезнее. Надо решать этот вопрос- и немедленно...

- Значит так. Кто меня выбирал вождём? Так слушай: вечером созывай стариков- слово молвлю!

И оставив, ошарашенного слишком быстрыми переменами, деда Микко переваривать новости, повернул к себе домой...

Вечером, впрочем, оглядывая в неверном свете факелом лица родичей, сказал лишь одну фразу:

- Мы уходим. Завтра!

И молчаливая тишина ответила мне согласием...

А утром оказалось, что мы, как обычно, к такому не готовы. Мне иногда на ум приходит мысль- а не имеет ли этот народ родственных связей с моим предыдущим,- уж очень ментально похожи. Потащили какое-то старьё из каменного века, облезлые шкуры, битые горшки, и пришлось всё это барахло фильтровать и по большей части выкидывать. Как эти бабки орали! Но кто это всё потащит? Покричали, поматерились, кое-как упаковались на волокушах- глядь, а день уже давно за полдень миновал, и идти с таким табором на ночь глядя в лес чревато неприятностями: либо потеряем кого, либо травмируемся... Остались на ночь в деревне, и началось. Даже мой дед подкатил:

- Может передумаешь, внучок, уходить от родных могил? Неужели нет другого способа...

Уж лучше бы я на ночь глядя ушёл...Если бы был другой вариант- пошёл бы я от родного дома куда глаза глядят, да ещё с таким контингентом? Неужели им настолько эти могилы так дороги, что готовы рискнуть своими жизнями? Я-то, например, просто- напросто уверен, что теперь- то, после стольких потерь, чужаки обязательно камня на камне от нашей деревни не оставят, а они всё на что-то- никак на русское авось- надеются...

И всё же мы ушли. Пусть на следующее утро и под тихий плач, но ушли. Как- это другой вопрос. Представьте десяток стариков обоего пола, среди которых только три мужика, вроде деда Микко, как-то могли помочь- относительно, конечно, остальные хотя