Код Гериона. Бессмертие без жизни - Людмила Брус

простейший радиоприемник – подобие того, что изготовил когда-то Маркони. На устройство квантовой связи, закрепленное у меня на руке (я намеренно не стал его встраивать, чтобы в случае опасности бросить его и сбить врагов со следа) надеяться не было смысла: шансы на то, что где-то в Антарктиде такая связь функционирует, ничтожно малы. И теперь я каждый день прощупываю эфир с помощью своей примитивной поделки.

Влюблённые девушки много чего дарят своим парням – нужного и ненужного. Но чтобы так выручить в критический момент – я скорей поверю, что веселуху с электричеством нам устроили демоны ада, чем в случайность такого подарка.

Несколько раз меня посещало искушение добраться до Гелиополиса: однажды я даже отправился в путь, но на пятый день повернул обратно. Риск был слишком велик, а я слишком привязался к своей биостанции, слишком много усилий вложил в её развитие, чтобы оставить её без заботы. Хотите верьте, хотите – нет, но искусственное тело необъяснимым образом снижает потребность быть с людьми. Надо будет – сами вспомнят, сами придут. Ресурсов у них в любом случае больше, чем сейчас у меня.

А пока продолжу играть в демиурга местного масштаба. Кстати, почему бы не сделать еще пару приёмников и не продать их в Рэйлтауне? Выручки должно хватить на целые сани с рыбой или тюлениной для моей четвероногой семьи. Да и связь будет заново распространяться по континенту, а то бравые железнодорожники собственную радиоточку не собрали до сих пор.

8 апреля 2188, Рэйлтаун

– Дядя, правда, что вы робот? – небесно-голубые глаза с любопытством оглядывают меня снизу вверх.

– Что ты, дружок? Ты же видишь, я такой же, как ты. Две руки, две ноги, два глаза.

– Папа вас видел, когда был мальчиком, а вы так с тех пор и не постарели.

– Прости, совсем забыл, что пора стареть!.. – усмехнулся я. – Исправлюсь!

И впрямь спасибо: папаша явно не один задается такими вопросами. Поэтому, забрав сушёное мясо, только что купленное у любознательной девочки, я, не мешкая, направляюсь домой, несмотря на то, что скоро начнет темнеть, и нормальный человек предпочёл бы переждать ночь в городе.

Верной Янки уже давно нет на свете, и меня сопровождает Хуан – могучий пес гренландской породы. В отличие от других моих собак, он родился не на биостанции; я купил его в Рэйлтауне ещё малюткой в качестве утешения для другой моей собаки – Сельмы – безутешно горевавшей по умершим щенятам. Теперь Хуан взрослый и крупней своей приёмной матери вчетверо.

Во время редких вылазок в люди приходится соблюдать осторожность – не двигать камни под два центнера весом, не совершать пятиметровых прыжков, даже если очень хочется кому-то помочь. Пока все считают меня человеком из плоти и крови, самая большая проблема – это не сговориться о цене с торговцем. И если заставшие Золотой Век старики ещё готовы воспринимать меня как равного в случае, если правда откроется, то молодёжь для меня уже опасна: для них я – набор работающих чипов, крепких железяк и ценных металлов, к которым прилагается мощный блок питания. Пришла пора Рэйлтауну обо мне позабыть. Конечно же, на время.

Когда-то я мечтал, что с моей помощью человечество окончательно победит старость, но остался единственным, у кого это получилось. Два черновых тела, которые можно было бы довести до рабочего состояния, были в свое время перевезены на «Ньёрд», а о его судьбе я ничего не знал. Туда мне, понятное дело, не добраться.

Но вместо Рэйлтауна можно поизучать «Семь Ветров», где в последний раз я был ещё до Блэкаута. Там даже есть небольшая лаборатория «Наутилуса», где изучали психику человека. Беда, правда, в том, что мой ключ чрезвычайного доступа, который остался со мной после переезда, могли деактивировать. А если нет?

Слежку за собой я заметил ещё в городе; их было четверо, причем двое мне раньше никогда не встречались – должно быть, какая-то пришлая шпана. Когда, покинув город, я двинулся вдоль Магистрали, то вскоре увидел, как из восточных ворот выкатилась дрезина. Нерушимое правило – не перекидываться ближе, чем в десяти километрах от города, сильно меня сковывало, и потому я просто побежал вдоль дороги на максимально доступной в человеческой форме скорости – двадцать пять километров в час, присматриваясь, куда бы лучше всего свернуть, чтоб исчезнуть из поля зрения людей. Обрадовавшись возможности как следует порезвиться, Хуан помчался рядом. Дрезина, в свою очередь, прибавила в скорости.

Я снова вспомнил, что это такое – ощущать себя добычей. То, что спокойная жизнь однажды может оборваться, я понимал и раньше, но все же допустил беспечность и теперь вновь был вынужден убегать, да ещё от кого – от дикарей, каждый из которых ребёнок против меня. И я бы, конечно, ушёл без проблем, если б не подлый и при этом весьма «человеческий» ход – ударить по тому, кто слабей. По моей собаке, которая начала от меня отставать и вдруг покатилась с насыпи: у кого-то из подонков оказался огнестрел.

Услышав позади визг боли, я кинулся вслед за Хуаном, думая даже не о том, что сам могу поймать пулю, а о том, как буду тащить беднягу до биостанции. Он скулил, пытаясь встать, и, видя мучения товарища, я испытал ещё одно забытое чувство – ярость.

Прежде, чем дрезина, лязгая, подъехала к нам, я успел достать флакон с «жидкой повязкой» и распылить его на рану: иметь под рукой аптечку в любое время дня и ночи – это не предосторожность, а правило твёрже гранита. Заняв позицию поудобней, я взял в руку камень и остался ждать.

– Эй, упырь! – кричит один из них, целясь в меня из пистолета. – Руки за голову!

Я повинуюсь, не выпуская камня из крепко сжатых пальцев, и шепчу код запуска для автоматического ведения боя – «одуванчик». Мой страх – всего лишь атавизм.

– У него что-то есть! – замечает другой искатель поживы. – Тварь, ладони покажи!

– На, смотри!

Скорость камня и пули почти одинакова, только уйти от камня мой противник не успевает, а я от пули – да. Слышен крик… Даже не крик – рев… На меня обрушиваются остальные – с топором и железными прутьями, но бой заканчивается быстрей, чем начался: двоих я сталкиваю лбами так, что они падают без сознания, третьему моя рука, преобразившаяся в когтистую лапу, рассекает лицо тремя широкими алыми полосами. Вся компания повержена, хоть и не насмерть, а ко мне приходит чувство, похожее на удовлетворение. Но лучше не сильно-то им наслаждаться.

– Зачем вы на меня напали? – спрашиваю я у парня с располосованным лицом. – Я перешёл вам дорогу? Кого-то обидел?..

– Нет… – сипит, задыхаясь от ужаса, охотник, превратившийся в жертву. – Мы хотели забрать рыбу… И потом перепродать…

Я молча выпускаю когти и теперь уже медленно подношу к его глазам, чтобы он понимал, какая расплата ждет за вранье. Он бьёт по земле ногами и визжит так же пронзительно, как минуты три назад – мой бедный пёс.

– И… и сокровища, которые ты скрываешь! И выпытать, почему ты не стареешь!..

– Спросить по-человечески было трудно?..

– Прости! Ради Солнца, прости! У меня дети!

– Ты бы вспомнил о них, когда твой дружок стрелял в моего ребёнка!..

Не будь он в полной моей власти, то стал бы доказывать, что собаки – это рабочий скот, транспорт, теплый мех – кто угодно, но не дети… Но сейчас всё, что он мог – это благоразумно молчать.

– Будь ты слегка умней поморника, то сообразил бы, что не стоит наезжать на человека, победившего старость, – сказал я и встал, чтобы забрать упавшую пушку. Но стоило мне сделать шаг, как еще один налётчик – её хозяин – выхватил что-то из-под куртки и швырнул в меня, прежде чем я успел активировать режим боя. Не знаю, что за режим сработал у него, потому что мне в голову прилетел тяжёлый предмет…

Дзынь!

В глаза ударила оранжевая вспышка, и в следующий миг я понял, что превратился