Слуга Государев. Бунт - Денис Старый

— Выплаты стрелецкие найдены, с бумагами, что они для стрельцов даденныя. Окромя их ещё четыре сотни и семь ефимок, семь отрезов парчи, два шёлка… — перечислял дядька Никанор то, что удалось в доме у полковника Горюшкина найти.

А ведь никто не препятствовал вдове и двум дочерям покинуть дом полковника, расположенный почти вплотную к стрелецкой усадьбе. Так что наверняка и жена прихватила что-то ценное. Хотя уходила она лишь с одной телегой.

Безусловно, я уже подсчитывал те ресурсы, которыми могу распоряжаться. Могу… Но пока не буду. И дело не в том, что некогда. А потому, что не стану лгать стрельцам в делах финансовых. Что им предназначается, все отдам.

Себя не забуду, конечно. У меня, как-никак теперь семья. О них думаю. Нужно еще посмотреть, как обстоят дела в мастерской. Может ремеслом получится заработать куда как больше, чем жалование.

— Прохор, обойди сотников и передай волю мою, дабы пришли ко мне совет держать, — сказал я Прохору Коптилову.

Это тот самый Прошка. Непоседливый, но оказавшийся верным мне с самого начала событий. Да и не робкого десятка. Он участвовал в разгроме бандитской банды. Так что я достаточно быстро сообразил, кем при мне может быть Прошка. У меня появился свой Меншиков. Поймать бы ещё на воровстве этого Прохора — так и вовсе один в один будет Александр Данилович Меншиков. Ну и денщик мне в пору, если дела великие вершить.

Прошка умчался исполнять приказ. Никанор остался.

Он теперь для меня и советник, и что-то вроде начальника штаба. Хотя речи о штабной работе не идет. Но мне нужен был такой вот авторитет, не по чину и должности, а по отношению к Никанору со стороны стрельцов. Дядька будто бы главный мудрец, к которому приходят за советом. Он и не отказывает, участвует в жизни всех и каждого.

Своей семьи Никанор не имеет. Сгорели когда-то в одном из пожаров его близкие, не успели из дома выбежать. И я узнал это от Прошки, так как не совсем мне был понятен сперва характер Никанора. А кого я к себе приближаю, о тех людях должен знать все.

— Надо бы жалование стрельцам раздать! — советовал дядька. — Нынче жа. Ждут того стрельцы. Семьям отдадут, кабы не сголодали.

— Нет! Не нынче же! — строго отвечал ему я. — Объяви, что все выплаты будут в Кремле сделаны. А семьи голодать не будут. Я денег дам, после вернут мне, али заработаем чего. Есть у меня мысли, как.

Пожилой стрелец задумался, а после с удовлетворением разгладил бороду.

— А что ж. Зело хитро! — одобрил он моё решение. — В таком разе выйдет, что полк пуще прежнего уверится, что за правое дело стоит. Что жалование дают к Кремле. Иные прознают про то… А свои крепко станут за тебя. Но куды ж ещё больше! И без того тебе, яко доброму попу, прости Господи, верят. И откель у тебя всё это проявилось?

Никанор посмотрел на меня изучающим взглядом — мол, пацан же ещё совсем, как так. Я лишь усмехался. Но не сможет же он додуматься, что именно произошло с тем Егором Ивановичем Стрельчиным, которого нынче уже и не существует, а осталась лишь его телесная оболочка.

Впрочем, могло бы найтись и другое объяснение тем изменениям, которые произошли в молодом десятнике, во мне. Например, обвинили бы, что в меня вселился бес. Однако и серебряный крестик, будто бы растущий из моей груди, и, вероятно, всё мое рассудительное поведение не свойственны бесноватым.

Но всё равно нужно быть начеку. Одна серьезная ошибка в поведении и все… Считай окрестят бесноватым.

— Сколь часу потребно для выхода полка? — поспешил я вновь перевести разговор в деловое русло.

— Ещё час, не меньше. Некаторые стрельцы отправилась по домам, родичей своих подымать. Иные скарб собирают стрелецкий… Другие исполнением твоей воли заняты, — отвечал дядька. — А есть те, кто почином до усопших занимается. Нужно же похоронить по-христиански.

Я принял оправдание от начальника своего штаба, как я теперь воспринимал дядьку Никанора. И понял сам, что мне нужно сделать…

Да-а-а. Впервые за последние сколько-то часов меня посетило сомнение, нерешительность. Но хватило ещё запала злости, чтобы подавить в себе эмоции слабого человека.

— Схожу до своих! — сказал я, вставая с дубовой лавки. — Повинно батюшку покойного отнесть.

Объяснять, к каким именно своим я собрался идти, нужды никакой не было. Моим родственникам уже сообщили о том, что отец погиб, но им, вместо того, чтобы оплакивать кормильца и главу семьи, надлежало теперь быстро собираться в дорогу.

— Погодь… Соберу близких твоего батьки, моего товарища. Немного… но есть мужи, кои сильно осерчают, если не проводят в последний путь родителя твого. Да и спросить нужно, все ли готово… Тризну справить потребно. Батька твой зело любил пировать, — говорил Никанор и все по делу.

Я вышел из дома, оставаться одному, когда всем раздал приказы, не хотелось. Стрелецкая усадьба в этот час напоминала муравейник. Кто-то что-то тащит, выстраиваются целые вереницы из муравьёв-людей, стоящих в очереди, чтобы взять свою ношу из оружейного или вещевого складов.

— Наказной! Подвод не хватает! — тут же мне прилетела проблема.

Вот не вышел бы, так сами решили. А тут… Любят у нас перекладывать на начальство решение вопросов. А ты инициативу прояви! Впрочем, и руководство чаще всего желает вникать даже в мелочи.

— Просите у иных полков! Кто даст, за каждую подводу заплатить полтину. Не дадут, так и мы ничего доброго не сделаем, — сказал я.

Но не только просить помощи в логистике нам нужно. Мы также произведём попытку сагитировать хоть сколько-то стрельцов, чтобы они влились в наш полк и выступили на правой стороне.

Уже через десять минут почти полторы сотни стрельцов были во всеоружии, получили нужные для двенадцати выстрелов боеприпасы и порох. Всякие эксцессы могут случиться, и давать своих людей в обиду я не собирался. И это и будут наши просители. Где телегу попросить, где рассказать, что в полку происходит и за что стрельцы готовы грудью встать.

Однако, если стрельцы узнают о том, что есть альтернатива воззваниям Хованского, да ещё до того момента, как в обед или к вечеру начнут раздавать жалование, есть шанс сколько-то пополнить ряды личного состава.

А потом… Я ещё не был в