Танцор Ветра. Том 3 - Константин Александрович Зайцев

не в такт, сбивая остальных музыкантов. В результате вместо торжественного марша получилось что-то вроде какофонии — набор случайных звуков, больше подходящий для ярмарочного балагана, чем для похорон знатной дамы.

В толпе кто-то хмыкнул. Кто-то начал шептаться с соседями. Дурное предзнаменование — именно так это воспримут все присутствующие. Неспособность организовать даже такой важный ритуал говорила о слабости дома и его наследницы.

Но Ксу не дрогнула. Она даже не обернулась к музыкантам, не подала ни малейшего знака растерянности или гнева. Вместо этого она сделала шаг вперед, к самому краю ворот, где ее могли видеть и слышать все.

И тогда она запела.

Ее голос поднялся в утреннем воздухе — чистый, сильный, пронзительный. Это была древняя погребальная песня, та, что пели еще во времена первых императоров. Слова говорили о бренности жизни, о долге живых перед ушедшими, о том, как важно проводить мертвых с честью и достоинством.

Но дело было не только в словах. Ксу вложила в песню свою эссенцию — силу Дерева, которая заставляет семена прорастать, а ветви тянуться к свету. Ее голос зазвенел не просто как человеческий — он стал частью природы, частью самого мира. Каждая нота отзывалась в сердцах слушателей, заставляя их забыть о суете и почувствовать истинную торжественность момента.

Постепенно к ее голосу присоединились музыканты. Сначала неуверенно, потом все смелее. Струны гуциня зазвенели в унисон с ее пением, флейты подхватили мелодию, барабан начал отбивать ровный, медленный ритм. Весь хаос, вся неразбериха исчезли, растворились в силе ее воли и мастерства.

Толпа замерла. Даже те, кто пришел посмотреть на скандал, теперь слушали затаив дыхание. В этот момент Ксу была не просто наследницей дома — она была воплощением древней власти, той силы, которая делает драконорожденных правителями.

Когда последняя нота растаяла в воздухе, повисла торжественная тишина. Ксу обвела взглядом толпу — спокойным, властным взглядом, который не требовал признания, а просто констатировал факт: «Я здесь. Я сильна. Я не боюсь».

Затем она сделала знак носильщикам, и процессия двинулась в путь.

Мы шли по главной улице города медленным, размеренным шагом. Музыка теперь звучала безупречно — траурно, торжественно, красиво. Люди по обеим сторонам дороги склоняли головы в знак уважения. Некоторые бросали на дорогу белые цветы — хризантемы и жасмин.

Но я не расслаблялся. Мой взгляд постоянно сканировал толпу, высматривая знакомые лица, подозрительные движения, любые признаки готовящейся провокации. И я их нашел.

Примерно в середине пути, где улица расширялась, образуя небольшую площадь, я заметил группу людей, которые стояли не так, как остальные. Их позы были слишком напряженными, взгляды — слишком внимательными. Они явно ждали какого-то сигнала.

И сигнал прозвучал.

— Убийца! — крикнул кто-то из толпы. Голос был громким, отчетливым, рассчитанным на то, чтобы его услышали все. — Она убила собственную мачеху!

— Позор дому Цуй! — подхватил другой. — Как можно доверять такой наследнице?

— Долой убийцу! Долой предательницу рода!

Крики начали распространяться по толпе, как огонь по сухой траве. Люди, которые минуту назад почтительно склоняли головы, теперь поворачивались к нам с выражениями недоумения, подозрения, а иногда и прямой враждебности. Атмосфера торжественной скорби превращалась в предвестие бунта.

Это было именно то, чего я ожидал и к чему готовился. Похоже родственники Ксу решили использовать самое подлое оружие — толпу, которая не знает правды и легко поддается на провокации.

Но я был готов и ситуация быстро пришла в норму. В разных частях толпы, в тех местах, где я не ожидал их увидеть, вдруг появились знакомые фигуры. Крепкие мужчины в простой одежде, которые до этого мимикрировали под обычных зевак. Люди Чжао. Они действовали быстро и почти бесшумно.

Первый зачинщик, тот, что кричал «убийца», внезапно замолчал, когда чья-то рука зажала ему рот, а другая крепко схватила за шиворот. Его буквально растворили в толпе, увлекли в ближайший переулок прежде, чем кто-то успел понять, что произошло.

Второй крикун исчез таким же образом. Третий. Четвертый.

Люди Чжао работали как хорошо отлаженный механизм. Они не устраивали драк, не привлекали внимания. Они просто удаляли источники беспорядков — быстро, тихо, эффективно. Большинство людей в толпе даже не заметили, что провокаторы исчезли. Они только почувствовали, что крики стихают, напряжение спадает, а атмосфера снова становится подобающей похоронной процессии.

Я видел, как в дальнем конце толпы Сун Хайцюань наблюдал за происходящим. Его лицо было непроницаемым, но я заметил, как дернулся уголок его рта, когда он понял, что его план провалился. Старый интриган недооценил моих уличных связей.

Ксу продолжала идти впереди процессии, даже не обернувшись на шум. Она либо не слышала провокационных криков, либо сочла их недостойными внимания. Ее походка оставалась такой же размеренной и торжественной, как в начале пути. Но я видел, как слегка напряглись мышцы ее спины, как чуть сжались кулаки. Она все слышала, все понимала — и держалась силой воли.

Остаток пути до кладбища мы прошли без происшествий. Толпа постепенно редела — не все хотели идти на само погребение. У кладбища остались только самые близкие, члены других знатных домов и те, кому было интересно посмотреть, чем все закончится.

Родовое кладбище дома Цуй в этой провинции располагалось на холме к северу от города. Оно было обнесено невысокой каменной стеной, а вход украшали две статуи драконов — стражей мертвых. Внутри росли древние кедры и кипарисы, их ветви шелестели на ветру, создавая естественную музыку скорби.

Могила была уже готова. Прямоугольная яма, вырытая в точном соответствии с традициями лицом на восток, чтобы дух мог видеть восходящее солнце. Рядом с ямой на треножнике курились благовония, их дым поднимался прямой белой струйкой в безветренном воздухе.

Процессия остановилась у края могилы. Носильщики осторожно поставили гроб на деревянные подпорки, протянутые над ямой. Ксу встала в изголовье, остальные родственники — по бокам. Музыканты замолчали. Наступил самый торжественный момент — последнее прощание.

И именно тогда Сун Хайцюань решил нанести свой финальный удар.

— Подождите, — сказал он, шагнув вперед. Его голос звучал проникновенно, полно скорби. — Прежде чем мы опустим гроб, позвольте мне исполнить древний обычай нашей ветви рода.

Он протянул руку, и я увидел в его ладони небольшой диск из зеленоватого камня. На первый взгляд это был обычный нефритовый амулет — такие часто клали в могилы для защиты духа в загробном мире.

— Камень Прощения, — объяснил Сун Хайцюань, показывая диск собравшимся. — По традиции моих предков, его бросают в могилу, чтобы смягчить сердце усопшей и позволить ей