Танцор Ветра. Том 3 - Константин Александрович Зайцев

Чай, разливаясь по камню, зашипел, как раскаленное железо, опущенное в воду. Серый гранит под ним начал чернеть и покрываться уродливыми пузырями. Едкий дым поднялся от лужи, и в воздухе распространился запах жженой серы и гнили.

Мертвая тишина повисла в зале. Даже дыхания не было слышно.

Я посмотрел на каменные плиты, которые продолжали шипеть и разъедаться. Такого эффекта не дает обычный яд. Это была какая-то алхимическая дрянь активирующаяся непонятно каким образом. Одного глотка такой смеси хватило бы, чтобы убить даже искаженного, а что уж тут говорить об обычном человеке.

Слуга стоял, глядя на эту картину с ужасом. Его лицо стало белым как полотно, а руки тряслись еще сильнее.

— Что… что это? — прошептал кто-то из гостей.

Я медленно поднялся с места. Мой взгляд скользнул по залу — от испуганных лиц гостей до побледневшего Сун Хайцюаня, от окаменевшего Жанлиня до спокойного Юнхо, который смотрел на происходящее с выражением человека, наконец понявшего масштаб семейной катастрофы.

— А это, — сказал я, и мой голос прозвучал в тишине как удар колокола, — попытка убийства наследницы дома Цуй. На поминках ее мачехи.

Ярость взорвалась во мне, как тигель с расплавленным металлом. Все вежливость, все попытки играть по их правилам испарились в единый миг. Я схватил слугу за горло одной рукой и прижал к краю стола. Мой нож оказался у его глотки быстрее, чем кто-либо успел моргнуть. Короткое движение и по шее медленно потекла кровь. Сука в гробу и теперь кровь уже не настолько страшное нарушение этикета.

— Говори, — прошипел я ему на ухо так тихо, что только он мог слышать. — Кто заплатил? Кто приказал?

Слуга хрипел, его глаза округлились от ужаса. По его лицу текли слезы.

— Я… я не могу… семья… они убьют мою семью…

Я убрал нож, но не отпустил его. Вместо этого медленно повернулся к столу, где сидела семья Цуй. Мой голос стал тихим, леденящим, режущим тишину как бритва:

— Я думал, вы хотя бы над гробом научились уважению. Я ошибался.

Ксу рядом со мной побледнела, но не от страха — от холодной ярости, которая была страшнее любого пламени. Ее пальцы сжались так, что костяшки побелели. В ее глазах я увидел тот же взгляд, с которым она убила свою мачеху. Взгляд хищника, готового убивать.

Шифу материализовался рядом, словно тень. Его руки держали четки, но я знал — стоит ему захотеть, и эти четки превратятся в смертоносное оружие. Его взгляд скользил по залу, оценивая угрозы, готовый к любым действиям.

Сун Хайцюань вскочил с места, его лицо исказилось от видимого возмущения:

— Как ты смеешь⁈ Это несчастный случай! Ты оскверняешь память усопшей своим диким поведением! Отпусти слугу немедленно!

Но его слова звучали фальшиво даже для него самого. Все видели разъеденный пол, все понимали, что никакой несчастный случай не мог создать такую картину.

И тут взорвался Жанлинь.

Он вскочил со стула так резко, что тот упал на пол с грохотом. Его лицо пылало от ярости и унижения. План провалился, его унизили перед всеми гостями, а его трусливая попытка убийства была раскрыта. Он больше не мог притворяться.

— Да, это я! — заревел он, ударяя кулаком по столу. Фарфоровые тарелки подпрыгнули и зазвенели. — И что с того? Она ведьмина дочь, она недостойна быть наследницей! А ты… ты ее дворняжка!

В зале прокатился ужасный вздох. Признаться в попытке убийства на поминках это было за гранью. Теперь, чтобы не случилось он никогда не сможет хоть как-то очистить свою репутацию. Но Жанлинь уже не мог остановиться.

Я отпустил слугу и сделал скользящий шаг к пьяному ублюдку. Моя ярость сменилась чем-то более страшным — ледяной, смертоносной холодностью. Той самой холодностью, которую во мне взрастил наставник.

— Твои слова — пустой звук, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Твои действия — подлость труса. Ты не достоин даже пыли на ее башмаках. — Я сделал паузу, и моя улыбка стала смертоносной. — Но раз ты жаждешь крови… я исполню твое желание.

Сун Хайцюань попытался вмешаться, размахивая руками:

— Это не место и не время! Успокойся, мальчик! Мы разберемся с этим по закону дома!

Но Жанлинь перебил его. Этот идиот слишком много выпил, чтобы соображать трезво:

— Молчи, дядя! — рявкнул он. — Он прав. Это дело драконорожденных. — Он выпрямился, пытаясь выглядеть достойно. — Я принимаю твой вызов, ублюдок! Завтра на рассвете. Центральная арена. Без правил. До первой крови? — Он сделал паузу, пытаясь напугать меня. — Нет… до смерти.

Моя улыбка стала еще шире. В ней не было ни капли тепла.

— До смерти, — повторил я с смертельной ухмылкой. — Это мудрое условие. Оно избавит дом Цуй от одного из своих позоров.

В этот момент поднялась Ксу. Ее голос был тихим, но каждый в зале услышал каждое слово:

— Поединок согласован. Я, как наследница дома Цуй, свидетельствую. Завтра на рассвете.

Своими словами она лишила дядю любой возможности оспорить дуэль и показала всем присутствующим, что полностью на моей стороне. Это был политический ход, но в нем было и личное — абсолютное доверие к моей победе.

Юнхо медленно встал из-за стола. На его лице было выражение человека, который очень хотел бы оказаться где-нибудь далеко, но он сумел справиться с собой и все-таки взвалил на себя ношу распорядителя.

— Свидетели есть, — сказал он усталым голосом. — Условия ясны. Завтра на рассвете, центральная арена, поединок до смерти между Ли Фэн Лао из дома Огненного Тумана и Цуй Жанлинем из дома Изумрудного Кедра.

Гул голосов прокатился по залу. Гости поняли — они стали свидетелями поистине исторического момента. К утру весь город будет знать о предстоящем поединке.

Глава 17

Восточный павильон поместья был погружен в полумрак. Единственный источник света — масляная лампа на низком столике — отбрасывал длинные тени на стены, украшенные каллиграфическими свитками. Сун Хайцюань сидел в кресле из темного дерева, его лицо было мрачным как грозовая туча. Жанлинь расхаживал по комнате, то и дело хватаясь за чашу с вином.

— Завтра я размажу этого ублюдка по арене, — бормотал старший брат, делая очередной глоток. — Покажу всем, что значит оскорблять дом Цуй. Этот уличный пес забудет, как лаять.

— Успокойся, — холодно произнес Хайцюань. — Пьяным на арену