Железный лев - Михаил Алексеевич Ланцов

— Вы тоже так думаете? — спросил император у Перовского.

— Кроме того, что юный граф драчливый я никаких недостатков в нем не вижу. Ему даже достало ума не лезть под юбку супруги губернатора, хотя та явно этого желала. Да и с Остроградским сумел не поругаться.

— Интересно… — медленно произнес император. — Давайте пока понаблюдаем. Пускай все идет как идет. Мне любопытно как наше столичное общество отреагирует на это новое употребление… хм… парламента…

Часть 2

Глава 8

1843, август, 29. Казань

— Хотите овсянки? — голосом заговорщика поинтересовался Лев Николаевич.

— Что? — недоуменно переспросил Крупеников.

— Каша такая. Будете?

— Нет, спасибо. Я уже позавтракал и даже отобедал. — осторожно отказался Александр Леонидович.

— Тогда нам нужно как-то избежать встречи с тетушкой. А то ее одержимость этим хрючевом перешла в натурально терминальную стадию.

— Я, признаться, вас не сильно понимаю.

— Ступайте за мной. Молча и тихо. Попробуем проскользнуть незамеченными. Иначе она усадит нас за стол и заставит есть овсянку. Поняли?

— Вполне.

— Пошли.

И они двинулись от прихожей в центре особняка к одной из лестниц. А они все располагались у торца. Притом в обход столовой…

— Мой мальчик, — раздался голос Пелагеи Ильиничны, — как я рада, что вас встретила. Отчего вы не завтракали с нами?

— Дела, тетушка. Вот, Александр Леонтьевич заглянул по делам.

— Именно так, Пелагея Ильинична. Именно так, — быстро-быстро закивал купец.

— Тогда непременно прошу в столовую. Моему мальчику нужен режим и здоровое питание. Да и вам не повредит. Прошу-прошу. А то я слуг посылаю — племянника не находят. Вот — сама пошла. Куда это годится?

— Действительно, — согласился купец.

Ничего против овсяной каши он не имел.

Еда и еда.

Просто сам предпочитал что-то посущественнее. Тем более на завтрак.

— Милая моя тетушка, дела ведь важные. Потом покушаю.

— Ничего и слышать не хочу. Коли семья дома, то она должна вся вместе принимать пищу. Здоровую! Или вы, мой мальчик, имеете что-то против овсяной каши?

— Она отличная еда! Но, как по мне, я бы добавил в нее мяса и убрал овса.

— Мяса?

— Да. Тушеного. С картофелем.

Купец сдавленно хохотнул. Он бы тоже охотнее такого блюда отведал, нежели овсянки. А тетушка, сверкнув глазами, лишь усилила давление, загоняя своего очень перспективного племянника в столовую.

— Взяли все ж таки в плен? — усмехнулся Владимир Иванович.

— Овсяной… — тяжело вздохнул Лев Николаевич. — Словно породистого жеребца.

— Мы все тут, скоро ржать начнем, — смешливо фыркнул дядя.

— Милый! — уперев руки в боки, произнесла тетушка с непередаваемой интонацией…

Пришлось кушать.

Ничего против овсянки Толстой не имел. Просто не любил каши. Еще с прошлой жизни. Во всяком случае — такие. Если бы гречку отварить, да обильно полить подливкой с мясом — да. С удовольствием бы откушал. Такую же кашу, которую на английский манер готовили по требованиям тетушки — уж точно нет.

На воде.

Из цельного зерна.

По вкусу она напоминала мягкие зерна в слизи. Притом пресные[1].

Тетушка где-то вычитала о пользе именно такой каши. Вот и заставляла всех на завтрак ее употреблять. Беда была еще и в том, что быстро закидать ее в рот и проглотить их было нельзя. Ибо неприлично так кушать.

Приходилось брать маленькими порциями и вкушать.

Почти что смаковать.

Под неторопливую беседу…

Наконец, все закончилось, и молодой граф сумел с купцом улизнуть, избежав добавки «целебного питания».

— Ваша тетушка, кажется, слишком увлеклась.

— Я бы сказал грубее, но это некультурно. Может, поможете мне сделать доброе дело?

— Какое же?

— Карл Генрихович на это не пойдет. Поэтому мне нужен выход на какую-нибудь типографию, которая сможет изготовить подложный журнал. Модный. Где опровергнем эти дурацкие взгляды о каше в какой-нибудь статье.

— Я бы не стал с таким связываться.

— Отчего же?

— Она достаточно увлечена, чтобы всех вокруг досаждать этими идеями. Поэтому может так статься, что этот подложный журнал увидят. В том числе и люди сведущие. Вам нужен ее гнев?

— Проклятье!

— Смиритесь и кушайте эту кашу. В конце концов, ничего дурного в этом нет.

— У меня молодой, здоровый организм, к тому же я много занимаюсь над его укреплением. Мне белка много надо. Мяса, то есть. А не кашками перебиваться.

— Тут я вам не помощник, — развел руками Александр Леонтьевич.

— Ладно. Тогда давайте перейдем к делам. Вы хотели поговорить по поводу краски?

— Именно так. Меня уже на части рвут. Мало бочки. Мало.

— А цена?

— Я уже сговорился заранее, и мы по той же цене можем до десяти бочек каждый месяц продавать. Очень уж краска хороша и удобна. Просили также и иные колеры, а не только радикально черный.

— Это решаемо. — кивнул Лев Николаевич. — Но нужны деньги. Бочку-то мы силам трех калек в сарайчике делаем. С ростом объема производства могут возникнуть проблемы.

— Какие же?

— Например, серная кислота и селитра. Вы знаете, где их добыть в должном объеме[2]?

— Найду. — серьезно и порывисто ответил Александр Леонтьевич.

Видимо, его действительно разрывали на части.

— Угрожали?

— Для карет Государя Ампиратора надобно. Не его лично, но все одно — на нужды двора.

— Платит больше?

— Так же.

— И чего тогда мороку наводить?

— Лев Николаевич, это же какое уважение? Поставщик самого императорского двора! К таким особое положение. В особенности от чиновников всяких. Многие за великие деньги сию броню добывают. А то спасу совсем нет порой.

— Если потребуется, и это не остановит.

— Будьте уверены — многие нынешние беды как корова языком слизнет. Так что очень ваш прошу — увеличить выпуск надо. Хотя бы до десяти бочек в месяц. Денег дам. Сколько?

— Серную кислоту вы добудете?

— Точно. Здесь и сомнений нет. Обязательно добуду. В десятеро к старому. В сто, если очень потребуется.

— А селитру?

— Попробую. Это же для военных нужд очень важный товар.

— Значит так. Есть решение. — подался вперед Лев. — Но для этого нужно будет арендовать корабль для морской торговли. И снарядить его на западное побережье Латинской Америки. Там на