Железный лев - Михаил Алексеевич Ланцов

со стороны министерства Внутренних дел вы, я полагаю, заметили и сами. Мое предприятие с булавками завершилось фиаско. Стряпчий отписался недавно, сообщив, что сумел раздобыть только пять тысяч. И то — чудом. Хотя изначально речь шла о восьми, может быть даже десяти тысячах.

— Вы о выкупе привилегии? — осторожно поинтересовался дядя.

— Да.

— Виссарион Прокофьевич разве вам не сказал, что эти люди могли все забрать бесплатно?

— Сказал. И я записал в блокнотик.

— Что вы сделали? — переспросила тетушка.

— Я этих деятелей всех записал в блокнотик. Позже, когда осилю, отомщу. Каждому.

Тетушка перекрестилась и вслух обратилась к Всевышнему с просьбой образумить дурачка. А дядя мягко улыбнулся и произнес:

— Больше никому об этом не говори, хорошо?

— А это может быть интересно. — задумчиво произнес Лев, словно бы не услышав его слова. — Пожалуй, я знаю, как им отомстить уже сейчас.

— Мой мальчик, вы ума лишились?

— Моя привилегия ведь имеет силу лишь в России.

— И что?

— Не вздумай подписываться в письмах! — аж взвизгнула Пелагея Ильинична, которая уже догадалась о задумке. — Не смей! Но да, такая оплеуха тебе действительно по силам. И если все сделать с умом, то именно тебя в этом уличить будет сложно. Милый, мы ему поможем?

— Отчего же не помочь? Мы можем переслать загодя подготовленные письма моему знакомому в Берлин. А уже он сам их упакует и пошлет адресатам. Честь по чести все сделает. Комар носу не подточит.

— Как скажете, — покладисто ответил Лев Николаевич. — Буду вам премного благодарен за помощь.

— Вас, мой мальчик, тревожит только это?

— Нет, тетя… все куда хуже. Стряпчий мой оказался либералом, что весьма печально. В такие годы иметь опилки в голове недопустимо. Видимо, по этой причине Анна Евграфовна его мне и прислала. Да и сама хороша. Она ведь меня в делах обманула. Полагаю, что из-за обиды. Отверженная женщина — коварна и опасна. Да и кузнец, что булавки мне делал. Вы разве не слышали, что его мастерская сгорела. Удачно, не правда ли? Да и Александр Леонтьевич заболел.

— И чем же? — серьезно поинтересовался Владимир Иванович.

— Полагаю, что его разбил острый приступ хитрости. Мда. Хорошо, что Карл Генрихович ведет себя прилично.

— Прилично? — усмехнулся дядя. — Сколько вы заработали на первой лотерее?

— Не я! Все до копейки пошли в фонд ДОСААФ. Все две тысячи.

— Да-да, конечно, — кивнул дядя. — Но так как ты глава ДОСААФ, то можешь тратить эти средства по своему усмотрению. Не так ли? Например, на представительские расходы.

— Я не буду разворовывать фонд!

— Мой мальчик, никто и не говорит об этом. Но ответь мне, что скажут люди? Что они станут ждать от тебя? И не надо морщиться. Вы сами выбрали этот путь.

— Дядя, ответь мне как на духу, вы знаете, кто стоит за всеми этими напастями?

— Ваша прыть сделает честь даже призовому жеребцу, молодой человек. — смешливо фыркнул Владимир Иванович.

— Дядюшка, вы ведь точно знаете, кто и зачем пытается взять меня за вымя. Кто эти люди или человек?

— За вымя⁈ — переспросил дядя и зашелся хохотом. — Лёва, мальчик мой, вот по этой причине я и отказал вам с Коленькой в учителе фехтования. Вы слишком склонны к насилию.

— Как будто в этом есть что-то плохое… — буркнул молодой граф.

— К тому же вы совсем упустили из вида тот факт, что вами могут интересоваться не с дурной целью. Да и связывать эти события все не стоит, равно как и замыкаться на себе, как центре мироздания. Будьте уверены, Сергей Павлович понервничал эти месяцы куда как больше. И не только он. Лобачевский вообще думал, что его снимать собрались с должности ректора.

— И кто же это такой влиятельный, что может себе позволить использовать министерство Внутренних дел для своих нужд?

Дядя не ответил.

Тетя тоже.

Так, в молчании, и ехали…

Добрались.

Чин по чину вошли в зал ко всем. Да еще с представлением. И ушли с головой в омут бесконечной болтовни и сплетен. Опекуны. Лёва же постарался исчезнуть. И забившись в дальний угол, присел на подоконник, откинувшись на скос окна.

Да, неуважение.

Однако ему требовалось подумать и как-то попытаться увязать в голове в единую и непротиворечивую картинку слова, сказанные ему в коляске. Гормоны мучили. Сильно. Порождая бури эмоций. Особенно после того, как он прекратил донимать местных проституток своими… изысканиями. Ну, то есть, испытаниями новых презервативов.

Сейчас же он мало-мало отдышался уже и мысли вновь упорядочились… Но человек предполагает, а… другие люди обязательно лезут поболтать в самый неподходящий момент. Так что ему попросту не дали побыть наедине с собой.

А потом и вообще — ретироваться поближе к опекунам.

И очень вовремя.

Только он добрался до опекунов, как прозвучали удары посохом о пол.

— Прошу тишины! — громогласно произнес незнакомый Льву мужчина. Вероятно, дворецкий, но это неточно.

Весь зал замолчал и повернулся на звук.

Губернатор же, поднявшись на своего рода «приступочек», начал:

— Я собрал вас все сегодня для того, чтобы вы смогли засвидетельствовать одно очень важное событие.

Сделал паузу, обводя зал взглядом.

Всем было скучно.

Он ведь отвлек их от пунша и сплетен… ужасно, просто ужасно. И это отчетливо читалось в глазах людей.

— Вы все, — начал Шипов, — наверное, уже знаете о том, Николай Иванович наш Лобачевский давно занимался своими научными изысканиями. И теперь я рад вам всем сообщить, что их заметили. Прошу вас, Николай Иванович, подойдите ближе.

Ректор Казанского университета настороженно подошел.

После стольких лет если не травли, то негативного отношения к его научной деятельности все это выглядело очень неожиданно, странно и в чем-то тревожно.

— Его Императорское Величество, Государь наш Николай Павлович посчитал достойным пожаловать вам, голубчик, орден Святого Станислава первой степени за ваши изыскания в геометрии. — произнес Шипов и, приняв с ловко поднесенной ему подушечке орденскую ленту, самолично надел ее на Лобачевского, перекинув через плечо, а потом еще и оправив. — Вот, так будет всенепременно лучше, — улыбнувшись, добавил он и пожал ему руку.

Сказать, что Николай Иванович обалдел — ничего не сказать.

Он от удивления аж челюсть с трудом поймал и натурально ошарашенными глазами все это время смотрел на губернатора. А