Железный лев - Михаил Алексеевич Ланцов

Лев сделал паузу, глядя в упор на собеседника взглядом голодного волка. А потом, едко и зло усмехнувшись, подвел итог:

— Все эти перевороты приводят лишь к тому, что бедные становятся беднее, а богатые — богаче, и при них остаются сильные, которые держать им власть. Вы спросите, что же меняется? Так я отвечу. Имена богатых и, отчасти, сильных. Это все не более чем борьба за власть и влияние. И в 1825 году идеально все разыграли. Проиграли бы эти балбесы? Заварилась бы общественное осуждение их наказания. Что мы и видим. Ведь какие лозунги! Какой душевный порыв! Выиграли бы? Погрузили бы страну в Смуту. Я бы стоя поаплодировал тому мерзавцу, что все это придумал и провернул. Возле его виселицы. Сразу бы как его вздернули.

— Я боюсь, что… я… мне нужно подумать. — хрипло ответил стряпчий.

— Разумеется. Думать, в принципе, полезно. И желательно умом, а не сердцем или иными для того непригодными частями тела. Кстати, — сменил он тему, — прощу вас передать Анне Евграфовне еще и вот это. — произнес молодой граф и поставил на стол небольшой кофр.

— Что там? — растерянно спросил стряпчий.

— То, что еще сильнее поднимет ее влияние в Санкт-Петербурге.

— Я поверенный в ваших делах, и вы мне не говорите? — удивился стряпчий.

— Там тонкие одноразовые кондомы. Это такие штуки, которые надевают на уд перед соитием. Они защищают от заразы срамной и оберегают от нежелательной беременности.

— Если Священный синод узнает — проблем не оберешься.

— В сопроводительном письме, — похлопал граф по кофру, — я пояснил Анне Евграфовне, что стоит ссылаться на «посылки из далекой Индии». Что, дескать, там живет некое диковинное животное, слепая кишка которого и идет на изготовление этих изделий.

— А на самом деле?

— Это неважно. Я хочу снять сливки с этого товара. И отпускать их первое время по весьма впечатляющим ценам, которые себе смогут позволить только самые богатые любители разврата. На эти средства я поставлю мастерскую, может быть даже маленький заводик. Как следствие, «добыча диковинного зверя увеличится», а цена на изделия из его слепой кишки снизятся.

— Понятно… — как-то странно произнес Виссарион Прокофьевич.

— Ну что вы переживаете? — улыбнулся Лев. — Вы мой поверенный в делах. И уж вам-то я отсыплю этого добра по надобности. Но только для личных нужд.

— Вы не так меня поняли, — попытался оправдаться стряпчий, но граф молча достал из своего несессера небольшую коробочку из картона и поставил ее на стол.

— Держите.

— Что это?

— Здесь полсотни изделий. Из индивидуальной упаковки доставать каждое из них только перед делом. Иначе масло сотрется. Ясно?

— Ясно. — как-то растерянно ответил стряпчий и подвинул коробочку себе поближе.

— А теперь давайте перейдем к другим делам…

[1] Здесь и далее дан фрагмент, написанный под композицию «Уважай нашу власть» Павла Пламенева. Из-за чего возможны аллюзии.

Часть 2

Глава 6

1843, июль, 28. Казань

Вечерело.

Было уже не так жарко.

Лев Николаевич сел в коляску, рядом с тетушкой, испытывая странные чувства. Ему совсем не нравилось то, что Сергей Павлович Шипов приглашал их в дом губернатора. К себе, то есть.

Обычно он не устраивал приемов.

В первые месяцы — да, кое-какие встречи проводил. Но пожар все карты спутал, отправив особняк на ремонт. А потом и супруга уехала в столицу. Сам же Шипов не любил такое.

Дела — да. Он жил ими.

Рабочие совещания — безусловно.

Но не приемы. Пустые и звонкие, как он сам сказывал.

А тут — нате, на лопате… решился. Притом сразу замахнулся на нечто большое и грандиозное. По сведениям, которые дошло до Толстого, губернатор решил организовать полноценный, масштабный прием. Воспользовавшись в этом плане даже услугами Юшковой, чтобы она помогла подобное провернуть.

Странно?

Очень.

Явно что-то намечалось. Только вот что? Молодой граф этого не понимал, отчего изрядно тревожился. И вокруг все молчали. Отчего ему становилось еще хуже — паранойя у него натурально выла и билась в конвульсиях.

С формальной точки зрения ему ничего не грозило.

Вообще.

Но фактически основания для волнений имелись. И веские. О том, что под него копало министерство Внутренних дел, он уже знал. По какой причине — неясно. Однако — по всем фронтам торчали их уши. Начиная с командировки Михаила Васильевича Остроградского. А структура это была очень серьезная. Самая сильная и влиятельная в России, полностью управляющая ее внутренней политикой, по необходимости вмешиваясь в любые иные вопросы…

— Мой мальчик, что с вами? — обеспокоенно поинтересовалась тетушка.

— Неважно себя чувствую.

— Завтра или послезавтра поедем в имение, — серьезно произнес Владимир Иванович. — Отдохнем. Поохотимся, наконец. Может, дичь какую подобьем.

— Боюсь, что я не смогу поехать. Очень много дел. Учеба.

— Учеба начнется только в конце августа.

— Моя идет уже, — вяло улыбнулся Лев Николаевич. — Я уже сдал экзамены за три года. А потому…

— Дальше так уже не выйдет. — перебил его опекун.

— Почему?

— Был утвержден регламент для сдачи экзаменов экстерном за подписью самого императора. Вчера от Николая Ивановича записку передали. Тебе предписало с полсотни различных практических опытов провести и наблюдений. В одной только обсерватории не менее ста часов наблюдений.

Лев Николаевич скривился, словно от зубной боли.

Обидно было. Он ведь сам ляпнул Остроградскому, что обучению нашему не хватает должного объема практических занятий. Вот тот рассусоливать и не стал. Что удивительно. Обычно-то чиновничий аппарат неповоротлив и медлителен во всем, что касалось дел. А тут их словно чья-то увесистая нога ускорила…

— Вы, я вижу, недовольны. — с наигранным удивление поинтересовался дядя.

— У меня ощущение, что я кому-то влиятельному перешел дорожку, — тихо ответил Лев Николаевич.

Здесь, кроме верного кучера, сидел лишь опекуны. Остальные братья и сестра находились в поместье, где и отдыхали. А он сидел в городе, трудился. Поэтому на прием отправились неполным составом. На самом деле и Пелагея Ильинична с Владимиром Ивановичем в имении бы прохлаждались, если бы не возникшие внезапно дела…

— Мой мальчик, ну что вы такое говорите?

— Внимание