Железный лев - Михаил Алексеевич Ланцов

Графиня заинтересовалась.

Сидела на той встрече как рак красная, но вцепилась в идею. И увезла ее с собой в Санкт-Петербург. Где стала просто гвоздем программы в канун Рождества, взбаламутив столичных дам…

— У Анны Евграфовны уже открылось ателье, в котором очередь на полгода вперед. — вкрадчиво произнес Виссарион Прокофьевич. — Из-за чего дамы пытаются перебить заказы…

— Погоди, — перебил его Лев. — И сколько я получу денег с этого ателье, допустим, через месяц?

— Графиня пока все, что выручает, вкладывает в расширение ателье. А также в наем сотрудниц. Белошвеек, прежде всего. Еще и свои деньги вкладывает. Опасается, что ее просто растерзают.

— Иными словами, денег в ближайшие месяцы мне не ждать?

— Я бы предположил, что год или даже годы. — очень тихо ответил стряпчий. — Мария Николаевна заинтересовалась.

— Признаться, я не вполне понимаю, почему эта Мария Николаевна важна, да еще настолько, что Анне Евграфовне придется отказаться от выплаты мне моей доли?

— Потому что она дочка Николая Павловича. Любимая.

— Николая Павловича?

— Да. Николая Павловича.

— А кто это?

— Государь наш.

— Кхм… — поперхнулся Лев.

Вот уж чего-чего, а лишнего интереса к своим делам со стороны монаршей семьи он желал меньше всего. Нет, он никогда не держался оппозиционно к власти, считая это бессмыслицей. Однако отчетливо понимал — сейчас еще не время выходить на этот уровень игры. Запаса прочности-то нет. И любая ошибка может ему очень дорого обойтись. Вплоть до необходимости спешно бежать из страны.

— Я не вижу радости на вашем лице, — вполне искренне удивился Виссарион Прокофьевич. — Вы даже не представляете, на что идут иные люди, чтобы их товаром заинтересовались близкие родственники самого Государя.

— Я в этом плане не тщеславен, — пожал плечами Лев Николаевич. — Тем более что каких-то явных выгод я в этом не вижу. Только лишние убытки.

— Это вы зря, — очень серьезно произнес стряпчий. — За булавки вам решили заплатить эти деньги только потому, что Мария Николаевна заглянула в ателье к Анне Евграфовне.

— А Анна Евграфовна не может рассказать Марии Николаевне о том, что ее «эти мужланы» притесняют?

— Вы играете с огнем. — осторожно произнес стряпчий.

— Подайте мне лист бумаги и карандаш.

Он выполнил просьбу.

И молодой граф Толстой нарисовал силуэт дамы. Очень схематичный. Обозначив пояс, чулки, трусы и лифчик. А потом рядом на листе все пояснил и описал. Резинок для белья не имелось пока в наличии, поэтому Лев Николаевич предложил сделать кружевные трусики с боковыми завязочками. Что даже лучше для тех целей, под которые это все требовалось.

— Вот, — повернул он лист стряпчему. — Передайте Анне Евграфовне, что это специальное предложение для Марии Николаевны. Особое шелковое нижнее белье для встреч с любимыми мужчинами. Кружевное.

— Боже… боже… — покачал головой Виссарион Прокофьевич. — Вы серьезно хотите предложить великой княгине?

— Полагаете, что ярко-красный цвет кружевных чулок ей не подойдет? Она же черноволосая, не так ли? И с бледной кожей? Вот. Тогда почему нет? Говорят, что она властная и пылкая дама. А это весьма сообразно с таким цветом.

— Лев Николаевич… я… даже не знаю, что вам ответить. Это даже не игра с огнем… это какое-то безумие! А если ЭТО не понравится Государю? Вы понимаете, что он вас в порошок сотрет?

— Насколько я знаю, Николай Павлович весьма здравомыслящий и добрый человек.

— Вас кто-то ввел в заблуждение. — криво усмехнулся стряпчий. — Вы разве не слышали, как он обошелся с… — стряпчий запнулся.

— С кем? — улыбнулся Лев Николаевич. — С декабристами?

— Кхм…

— Или как их принято называть? Участники Союза спасения и прочих обществ? Вы ведь о них?

— Да, — озираясь, ответил Виссарион Прокофьевич.

— А как он с ними поступил? Гуманно и человеколюбиво.

— Как вы так можете говорить⁈

— Что хотели эти люди?

— Я… боюсь, что здесь не время и не место для таких разговоров. — осторожно ответил он.

— Это люди хотели захватить власть, прикрываясь красивыми лозунгами. Их лидеры видели себя во главе страны, планируя убить Николая Павловича, и, вероятно, всю его семью. По уму всех участников, которые решились выйти, надобно было повесить. А всех, кто их поддерживал… хм… там есть варианты в зависимости от степени участия. В общем — не ценит наш либерал безграничного человеколюбия Николая Павловича. Он настоящий душка. Если бы на его месте оказался Петр Алексеевич или его родитель незабвенный, то всем этим деятелям самое малое головы поснимали. А в той же просвещенной Англии по старым-добрым традициям так и вообще — потрошили. Казнь у них такая предусмотрена за такое. По закону.

Стряпчий потрясенно глядел на юношу.

— Что вы так на меня смотрите? Борьба за власть опасна. Там порой убивают. Так что будьте уверены: Николай Павлович натурально пушистый котенок по сравнению с тем, как бы растерзал этих деятелей по-настоящему решительный правитель. Не жесткий, нет. Просто решительный. Ибо первое право любой власти — это право на самозащиту. И если власть не реализует его, то она прекращает свое существование.

Виссарион Прокофьевич смотрел на сидящего перед ним юношу и впервые видел настоящее лицо собеседника. Не ту вежливую или даже шутливую маску, а истинный его облик. Глаза. Его выдали глаза… и взгляд. Так не мог смотреть юноша. Стряпчий встречал такое только у опытных военных, что годами не вылезали с Кавказа, живя войной и имея на своем счету не десятки, а уже сотни лично убитых противников.

А тут — юнец.

Как?

Этого ведь быть не может… просто потому, что не может. А значит, ему все это просто мерещится…

Лев Николаевич же, словно почувствовав, продолжил развивать тему:

— Я порой слышу все эти стишки и разоблачающие статьи про ай-ай-ай. И меня это веселит, Виссарион Прокофьевич. Это так наивно. Все это ничто против одного точного выстрела в голову[1]. — произнес граф и, подавшись вперед, спросил: — Что нужно всем этим идиотам? Убить императора? Так это вопрос правильной суммы, занесенной в правильную кассу. Павел Петрович не даст соврать, а до него иные. Вот только полные глупцы те люди, которые думают, что это способно изменить хоть что-нибудь. В лучшую сторону, во всяком случае. Посмотрите на Францию.