Мёд горьких трав - Диана Ва-Шаль

Трех. Удалились к кронпринцу. Азалина не надела мундира, но платье её было вполне в стиле горгоновской формы: черное шелковое с открытой спиной; на спине на цепочках – серебристая металлическая змейка, ложащаяся по позвоночнику. Девушка надела длинные серьги из черного золота, накрасила губы яркой алой помадой. И на груди её был кулон, который она так и не сняла.

Дэниел не спрашивал – больше чем за два года он не позволил себе ни разу ни вопросом, ни взглядом напомнить Макензи, что он осведомлен о её.. отношениях с принцем, – но в тот вечер Азалина видела, что командир тревожится о её присутствии на мероприятии. О том, как она его воспримет. Пытаясь незаметно подбодрить Макензи, умудрился даже сказать, что из всех девушек она самая привлекательная; что все эти пастельные платья и костюмы просто убожество, но вот Азалина в черном – самая яркая и эффектная. Беннет был её эмоциональной подушкой безопасности – как и всегда, как и для каждого своего бойца.

Несколько раз за вечер к Макензи подходил Уильям, всё пытался пригласить девушку на танец, осыпая комплиментами. Азалина раз за разом отвечала, что не танцует. Наконец Лэйтер не выдержал и процедил сквозь зубы:

– Исключительно со мной? Или со всяким, чья фамилия недостаточно венценосна? – он ухмыльнулся, хотя Макензи не выказала никакой эмоции, кроме легкой насмешки. – Слухи разные ходят, достопочтенный горгоновец…

– Так продолжай их собирать, Билл. Ты ведь жнец, это всё, что тебе остаётся.

Заметив подходящего Беннета Лэйтер спешно ретировался, но и самого Уильяма увидел Дэвид.

Принц, откланявшись приятелям, миновал девушек, ожидающих его приглашения, подошел к "Горгоне".

– Достопочтенные горгоновцы, – и Дэвид склонился в полупоклоне в пояс, чем вызвал прокатившийся обескураженный вдох по рядам собравшихся и праведный шок на лицах самих горгоновцев. Военные вслед за командиром поклонились, приветствуя Весселя; Беннет же, в равной мере озадаченный и взбешенный жестом Дэвида, даже произнести ничего не успел. – Позвольте украсть одного из ваших бойцов на танец, – и принц протянул руку Азалине.

– Я не танцую, – отозвалась та негромко, ощущая, как волнение накатывает волнами, смешиваясь с неясным чувством беспокойства.

– Леди Макензи, неужели вы мне откажите? – решительно произнес Дэвид, не опустив руки. Взгляд пронзительный, испытующий, твердый.

Девушка, выдохнув, взялась за протянутую ей Весселем руку, и тот направился с ней в центр залы. В тот момент Азалине казалось, что мир вокруг смазался и посыпался. Она волновалась. Она, не испытывающая ропота на поле боя. Не дрожащая в самые паршивые моменты. Не страшащаяся демонов Государства. Просто это было неправильно. Всё, что связано с Дэвидом, было чертовски неправильно. И его приглашение на танец тоже неправильно.

Они оказались в центре, окруженные расступившимися людьми – главный виновник мероприятия впервые за вечер танцуют с дамой вне своей семьи, – и Вессель крепко прижал Макензи к себе. Руку в руке. Глаза в глаза. И на лице Дэвида не было привычной ухмылки, не крылось иронии во взгляде. Мужчина – серьезен и сосредоточен.

– Зачем так поклонился? – прошипела Азалина ему на ухо. – Что за паясничество? Почему ты это сделал?

– Потому что я могу себе это позволить.

Заиграла музыка, и Вессель повёл. Каждый шаг, каждый поворот – внезапное испытание, когда Макензи приходилось чувствовать себя ведомой, легкой в руках Дэвида.

– Решил показать отцу характер, пригласив девушку не "из списка"? – колко произнесла горгоновец. – Чего стараешься добиться этой провокационной выходкой?! Или меня уязвить решил?! – Дэвид, поигрывая желваками, молчал, и во время очередного поворота танца Азалина незаметно для других ударила его ладонью по плечу. – Ответить нечего, ваше высочество?!

– Я даю свой ответ. Отцу, двору и тебе. Не будет смотра. У меня есть женщина.

– Я не твоя женщина!

– Ты – моя женщина, – рыкнул Вессель. – С той ночи, когда пришла ко мне. С момента, когда мы негласно договорились о том, что будем единственными партнерами друг у друга. Мы три года спим вместе, Азалина, и два года практически живем вместе. Можешь не называть это отношениями, можешь как хочешь обозначить эту связь. Но факт остаётся фактом, даже если ты не хочешь его признавать, – и, подняв руку, Дэвид прокрутил Макензи. Подол платья её эстетично заскользил волнами по воздуху, и, лишь только ткань поднялась почти до колена, как Вессель вновь крепко прижал девушку к себе. – И знаешь ещё что отвечу? Ты ведь у нас горгоновец, вы чтите традиции и ритуалы, как никто другой, следуете заветам и уважаете их. Так помнишь, о чем молвила Матерь в своих песнях? Помнишь один из догматов Богини нашего чудного Государства?

– Замолчи.

– "И всякий мужчина, что изольется в женщину, да назовет ее своей женой; и женщина, что примет его семя, да назовет его своим мужем".

– Замолкни!

– Почему? Это религия, которую мы исповедуем. Древние законы, которые остаются в нашем генном коде. И судя по ним, Азалина, ты многократно уже моя жена, а я твой муж…

– Дэйв!

– ..без всяких клятв и обручений, – и вновь вращение. Вновь прижал к себе, вновь под нарастающий темп мелодии повел в танце, кружась по залу.

– Мы предпочитаем слушать заветы другой женской фигуры, и Змееволосая дева…

– Змееволосая дева не запрещает вам брак. Серпенсариевские гвардейцы и офицеры не ограничивали себя в семейных узах.

– Мы не серпенсариевцы.

– Но ваша группа – их потомок и наследие.

– Да. "Горгона" их потомок и наследие. А ты – принц монаршей фамилии Главнокомандующего, – в голосе Азалины скользило раздражение, нападение. – Ты знаешь мой ответ, Вессель, и он не поменяется; так давай, раз не можешь смириться, используй свою силу и влияние, чего ждешь?! Заставь низложить с меня погоны, заставь жнецов выломать мои двери. Возьми в супруги силой и, клянусь тебе своей кровью, Дэвид, я убью тебя той же ночью, когда мы останемся вдвоем.

– Ты не сможешь убить меня. Также, как я никогда не позволю себе забрать тебя силой, – пауза в несколько мгновений. – Я должен присутствовать на семейной встрече после мероприятия. Останься в Резиденции. Я освобожусь и приду к тебе.

– Ну уж нет! Найди себе даму на ночь среди тех, кто в пастельном, – съязвила Азалина, и в этот же момент музыка замолкла. Макензи мгновенно отстранилась. Завела руку за спину, поклонилась, и Дэвид упрямо ответно поклонился ей в пояс. – Благодарю за танец, ваше высочество. На сем разрешите откланяться.

И Азалина, круто развернувшись, покинула бальную залу.

За весь оставшийся вечер Дэвид больше не вышел ни на один танец.

***

Макензи вернулась в свою квартиру ближе к трем. Скинула туфли, сорвала серьги. Дошла до постели и рухнула