Мёд горьких трав - Диана Ва-Шаль

Рэм был бледен. Под глазами его залегли тени, самого кронпринца немного пошатывало.

– Прости, если помешал, – хрипло проговорил он, не взглянув на девушку. – Ты долго не возвращалась. Ина забеспокоилась. Да и я начал тревожиться, – мужчина помедлил. – Азалина, если тебе будет что-то нужно, ты всегда можешь обратиться ко мне, – он наконец посмотрел на продолжавшую молчать Макензи, и во взгляде его читался страх изречь или сделать лишнего. – Ты разрешишь мне сказать?

– Говори.

– Мой брат любил тебя. По-сумасшедшему любил.

– Он был круглым дураком, Рэм, – через силу произнесла Азалина. Новая волна слез подкатила к горлу. – И я та еще дура…

И девушка вновь горько зарыдала, не в силах больше держаться. Рэм обнял ее, позволяя взыдью плакать на своих руках.

289 год ЭТМ, первый весенний. Мукро

Два года пролетели в один миг. Столица умылась кровью детей фамилии Вессель, и гибель Дэвида стала лишь первым звеном ужасной цепочки трагических событий. Азалине в жутких снах являлся двести восемьдесят седьмой год, и единственное, что хотя бы немного радовало девушку – это живой растущий Морис, спрятанный горгоновцами в семье Конради в небольшом провинциальном городке близ ВГ/18-6-12-1. Она изредка навещала его – издалека, чтобы у малыша не отпечатывался образ, чтобы не навести жнецов на след ребенка, чтобы не вызывать лишних подозрений, – вспоминая, как они вместе с Дэвидом проводили время рядом с его племянником. Счастливые часы, когда Азали и Дэйв могли представить, будто у них есть дети.

Спасение Мориса было чудом. Горгоновцы молили Небеса, чтобы план, разработанный Дэниелем, Рэмом и Дэвидом в год первого покушения на Дэйва никогда не пригодился. Но он пригодился. Азалина и Нил увезли ребенка в ту же ночь, когда кронпринца убили. Всё было подготовлено заранее. Операция проведена за считанные часы. Малышу оставили прежнее имя – его так нарек отец. Акт смелости и преданности. Тайна, которую каждый горгоновец был готов унести за собой в могилу.

Азалина проводила дни в раздумьях, а ночи – в кошмарах, где тени прошлого не оставляли покоя. Макензи отдавала всю себя работе. Стала еще отчаяннее и рискованнее, чем прежде. Гоняла на мотоцикле, соблазняя своей жизнью смерть.

Два года прошло.

"Горгона" отдалилась от столицы сильнее прежнего. Азалина старалась не думать о густеющем мраке и скалящемся кошмаре. Многое изменилось. Стало хуже, темнее, страшнее. Но в тот день она гнала мысли о судьбе Государства прочь – девушка вместе с Дэниелем пришла в крипту семьи Вессель. Горгоновцы оставили цветы у плит Шонни и Рэма, подошли к надгробию Дэвида. Беннет поставил опаловую плошку с дымящимися травами на специальный мраморный столик.

– Я оставлю тебя, – произнес мужчина негромко, кивнув Азалине и, заведя руку за спину, удаляясь.

Девушка подошла к надгробию Дэвида, коснулась пальцами плиты.

"Ты не забыл меня? – прошептала. – Я всё ещё твоя, Дэйв. Всегда буду. Надеюсь, ты не тоскуешь в Чертогах".

Азалина закрыла глаза, прислушиваясь к тишине. Минута. Вторая. Пятая. Дымные травы пахли пряно и остро, сладко и дурманяще. Два года прошло.

А после за ее спиной раздались чужие шаги. Горгоновец обернулась и увидела Уильяма, и огромных усилий стоило ей остаться на месте.

Жнец. Поганый жнец, верная псина Райана Весселя.

– Здравствуй, Азалина, – начал он, стараясь казаться непринужденным. – Я знал, что ты сегодня придешь сюда, – слова липкие, гнусные; от одного только взгляда Лэйтера хотелось помыться. – Говорят, что мертвые могут слышать и видеть. Если это так, я не уверен, что ему нравится твоя преданность. Наверное, она делает ему даже больно – не представляю, что он испытывал бы, глядя на твои слезы и страдания. Судя по известным мне слухам, Дэвид сильно ценил тебя. Не уверен, что он хотел бы, чтобы ты носила траур всю жизнь.

– Убирайся, Уильям.

– Почему? Знаешь, я всегда рядом. Ты не должна оставаться одна. Жизнь продолжается, Азалина, неужели ты действительно верна ему, когда он не может ответить?

– Если ты сейчас не исчезнешь, клянусь, я окроплю это сакральное место твоей кровью.

– Не нужно этих слов, леди Макензи, – Лэйтер гаденько усмехнулся, а девушка ощутила, как ее охватывает гнев, и кровь отливает от лица. – Знаешь, в твоей безмолвной тоске есть что-то немного жалкое. Ты скитаешься по воспоминаниям, а мир движется дальше… – но Уильям не договорил. Его буквально снес Беннет, валя жнеца на пол и нанося крепкие удары ему по лицу.

Дэниел бил. И бил. И бил. Уильям пытался защититься, но горгоновец методично превращал лицо жнеца в кровавое месиво.

Беннетом не руководила ярость. Беннет руководил яростью.

Азалина схватила командира за шиворот:

– Остановись! Дэн, хватит! Ты убьешь его! – она еле оттащила Беннета от задыхающегося Лэйтера. – Он не стоит того, слышишь?! – девушка надавила Дэниелу на грудь, выступая перед ним. – Не стоит его жизнь того, чтобы отчитываться перед Райаном!

– Сука… – прохрипел Уильям, переворачиваясь. Уперся ладонями о пол в попытке подняться; сплюнул кровь и несколько зубов. – Ублюдок…

– Пожалуйся хозяину, псина, – прорычал Беннет. – Однажды ты будешь молить горгоновца о смерти, слышишь, Лэйтер?!

– Если только мертвые восстанут, – оскалился тот в ответ.

297 год ЭТМ, третий летний. Холодный штиль

Могло многое измениться, и тысячи судеб переписаться, но одно оставалось неизменным: вечное пекло Штиля.

Лето на территории юго-западного полуострова напоминало раскаленный вакуум, где в ночи источник жары сменялся с небес на землю. Близость побережья вовсе не спасала. Восточная граница, изрезанная скалистыми обрывами гор Ниргоз, считалась даже более душным местом, нежели пустынные земли Дука.

Контуры руин древних городов подрагивали в плавящемся воздухе. Меньшая подгруппа "Горгоны" пробиралась через развалины. Цель ясна – добраться до точки посадки вертолета и покинуть это место, где каждый шаг мог оказаться последним. Четыре года уже длилась гражданская война со Штилем, и он показал себя серьезным подготовленным врагом. Каждый день на передовой множились жертвы, и солдаты Трех, ранее сражавшиеся за идеалы, которые старался навязать им Главнокомандующий, постепенно теряли надежду.

Возможно, оно и к лучшему, что горгоновцы никогда словами Райана очарованы и не были. Разочарование не наступило, но саркастичное злорадство вполне помогало пускать живительный яд, находясь среди песка.

Останки древних городов хранили свои тайны, но сейчас становились свидетелями новой трагедии.

Колонны изрезаны шрамами от пуль и взрывов.

Азалина горько усмехнулась – Беннет сейчас громче прочих бранился бы на солнце, "треклятую жару и херов сухой ветер, раздирающий глотку и глаза", – но, взглянув на спину шедшего впереди Роберта Сборта, даже ощутила внезапное тепло в груди. Всё хорошо будет. Дэниел нашел достойного