Мёд горьких трав - Диана Ва-Шаль

Дэвид помрачнел. На щеках его перекатились желваки, и он задал вопрос спустя недолгую, но тяжелую паузу:

– Кто тебе сказал?

– Это имеет значение?!

– Нет. Но просто о случившемся знает Рэм и два представителя сыска, которые помогали мне разобраться с трупом, подчистить последствия смерти нападающего и пробить его по базам. И, что-то мне подсказывает, что ты явно беседовала не со жнецами, – монотонный ответ. – А это значит, что моему брату сегодня придется стирать свою белую рубашечку после того, как я разобью ему нос.

– Почему ты не сказал, Дэвид?! – Азалина ударила по столу ладонью. Сейчас её не волновало даже то, что она оставила горгоновцев и примчала в столицу.

– Потому что не хотел тебя тревожить. Тем более, всё разрешилось. Я сделал то, что был должен сделать, а сейчас работаю над последствиями и предотвращением подобных ситуаций.

– И что конкретно ты делаешь? Какая работа ведется? Что предпринимается?

– Азали… – в один миг твердо и мягко оборвал Дэвид, качнув головой. – Оставь. В резиденции делают всё, что должно. Всё в порядке.

– В порядке?! – вспылила Азалина, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. – Ты только что стал мишенью! Как можешь говорить, что всё в порядке, когда ты не в безопасности?! Как вообще подобное случилось? Что произошло?

– Один ублюдок решил стрелять в меня, но я выстрелил первым, хе-хе.

Попытки Дэвида смягчить ситуации лишь сильнее нагнетали.

– По-твоему это весело? – спросила горгоновец тихо и жестко.

– Ну, да, – мужчина просто пожал плечами. – Грустно было бы, если бы я умер.

И следом Азалина дала ему хлесткую пощечину.

Тишина зазвенела. Вессель набрал в грудь воздуха, закрыл глаза, выдыхая затем медленно. Дернул челюстью из стороны в сторону:

– Ауч, – непробиваемо спокойно. С расстановкой. – Это было лишнее, – перевел взгляд на Макензи. – Хотя не могу не признать, что крайне эгоистично радуюсь тому, что ты бросила службу и сейчас бесишься из-за волнения о моей жизни. Может и стоило пережить покушение ради дрогнувшего горгоновского сердца.

– Не смешно, Дэйв! – произнесла Азалина стиснув зубы, и ее голос дрожал от напряжения.

– Уверяю, я разберусь с ситуацией. Не беспокойся. К тому же… – он замолчал. Мгновение. Одно. Второе. Облизнул губы, поднялся спешно, подходя к девушке и осторожно касаясь ее плеч. Убрал выбившиеся пряди волос за ее уши, провел большим пальцем по подбородку. – Азали… Мы оба с тобой знали, что подобное могло случиться. Любая система рано или поздно оскалится на человека, который пытается играть по своим правилам. Рано или поздно зубы клацнут. Я знаю, какой путь выбрал. Я всегда выбирал осознанно. Я выступил против заветов Государства, будучи чужим для его оппозиции. И мы оба понимаем, что мне это аукнется, – произнес Дэвид, утирая пальцами проступившие в уголках ее глаз слезы. – Рэм станет Главнокомандующим. Для его программы нужна база, понимаешь? Ее следует подготовить, и мы над этим работаем. Я – яркий нарушитель заветов праотцов; кому как не мне первым опробовать новые тропы? И если они безопасны, Рэм пойдет следом. Мы не можем рисковать кронпринцем, чтобы…

– Ты назначил себя жертвой, – с горечью произнесла девушка.

– Не называй это так.

– А ты посвяти меня в происходящее. Пожалуйста, Дэвид, не лишай меня возможности тебе помочь.

– Ты всегда мне помогаешь, Азали. Тем, что ты есть в моей жизни и освещаешь среди теней мой путь, – он провел кончиком носа по ее щеке. — Кёрикох1… – прошептал мужчина в девичьи губы, следом крепко обнимая Азалину.

Она, дрожащая, уткнулась носом в его плечо. Дэвид, стиснув зубы, старался притворяться, что всё под контролем.

Гонка против времени начиналась, и он не мог позволить себе растеряться.

287 год ЭТМ, первый весенний. Мукро

Азалина не плакала. Горе было настолько сильным и оглушающим, что даже слез не находилось. Жизнь схлопнулась, замерла, оборвалась, помрачнела. Стала однотонной, как цвет столицы. Белые фасады Мукро напоминали об утрате. Всё вокруг напоминало об утрате. Мотоцикл. Улицы. Дома. Время дня и ночи. Рассвет. Закат. Даже её собственное тело. Всё стало чужим и неумолимым. Каждая минута могла накрыть бесшумной истерикой.

Макензи не могла найти себе места. Куда бы ни шла – всюду несла за собой воспоминания, всюду влекла за собой призрак Дэвида. Его голос. Его запах. Ощущение на пальцах его волос. Перед глазами раз за разом вспыхивало его тело, покрытое серебряной тканью. Его холодная рука.

Это не жизнь. Существование. Макензи не представляла, сколько граней боли еще можно обнаружить. Смерть Дэвида словно раскрыла их все, вывернув наизнанку и выпотрошив без остатка.

Бескрайние просторы боли, где Азалина потерялась и застыла.

Украденные минуты растворились в воздухе, оставив только горькое эхо.

Спустя три дня после его смерти Азалина вернулась в крипту семьи Вессель. Ей позволили. Ина встретила её и провела. Оставила одну напротив стены, где на одной из плиток, скрывающих камеру для праха, выгравировали имя "Дэвид Вессель".

Дымились скрутки из полыни. Венки из травы и цветов покрывали пол под стеной, а горе залезло под кожу, горело и выжигало сердце.

Не было сил молиться. Не было сил даже представлять, как всё могло свершиться иначе. Не было сил ни на что. Даже мыслей не было. Пустота. Почему? Почему он, а не она? Он не мог умереть первым. Не мог, не имел на то права. Это ведь она горгоновец, это ведь её жизнь должна была оборваться первой. Азалина чувствовала себя преданной, покинутой.

"Почему? – произнесла тихо, будто ожидала, что ответ раздастся из глубоких теней крипты. – Почему ты ушел раньше меня? Почему не подождал? Почему ты не подождал меня, Дэйв?".

Глаза застелены мутной пеленой.

Девушка опустилась на белую скамью, крутя в пальцах переданное ей Дамиром кольцо сына – серебряный перстень с розовым овальным камнем. Дэвид практически никогда его не снимал.

Если бы только была возможность всё изменить. Если бы только была возможность сказать, как сильно его любила. Если бы только была возможность ещё на секунду его обнять. Обнять в последний раз. Услышать, как он назовет ее "Азали" или "кёрикох". Как рассмеется. Как будут лукаво гореть его глаза. Как будет курить в окно, накинув на плечи халат.

Накрыло. Азалина опустила лицо на ладони и только тогда поняла, что плачет. Всё лицо её было мокрым.

Она не понимала, как много времени провела в крипте. Не осознавала, не чувствовала. Очнулась, когда услышала, как сели рядом с ней