Заморыш - Дмитрий Шимохин

— Ладно, — сказал он наконец, признавая нас за своих. — Подброшу до города. Только не суетитесь, стойте пока. Мне воду набрать надо, баки сухие. Сейчас зальемся и поедем взад.

Он протянул черную лапу, сграбастал рыбу и исчез в недрах кабины. Паровоз, сердито шикнув паром, медленно, со скрипом прополз десяток метров вперед и замер точно под нависшим брезентовым хоботом водокачки.

Пров ловко, по-обезьяньи, вскарабкался на боковой железный ящик и с грохотом откинул крышку люка.

Полилась вода. С шумом, бульканьем и брызгами она хлынула в недра железных коробов, опоясывающих котел.

— В танки льет, — со знанием дела объяснил Кремень Сивому, смотревшему на все это, раскрыв рот. — Это танк-паровоз. Вода у него с собой, по бокам, чтобы пореже заливать.

Когда вода потекла через край, Пров перекрыл вентиль и гаркнул:

— Всё! Напоили кормилицу! Ну что, вшивая команда, сигайте в тендер, на уголь. Только быстро! И чтоб тихо мне там, как мыши под веником.

Мы начали закидывать мешки через высокий железный борт. Железо лязгало. Сивый, закидывая последний мешок, поднатужился так, что, казалось, лопнут штаны, а потом сам кулем свалился на кучу угля. Следом запрыгнули мы.

Внутри было тесно, как в бане по-черному, и так же жарко. Но это был не банный, влажный дух, а сухой, испепеляющий зной. Остро и пряно пахло пропитавшим дощатый пол машинным маслом, угольной пылью и крепким самосадом.

Пров Пантелеев устроился на откидном сиденье с правой стороны, положив руку на длинный, отполированный ладонью рычаг регулятора. В зубах у него дымилась кривая, слюнявая самокрутка — «козья ножка».

— Ну, орлы, — вальяжно протянул он, выдыхая в закопченный потолок клубы вонючего дыма. — Кто там хвалился силой? Давай к лопате. Пар падает, кормить чуду-юду надобно!

Первым пошел Сивый. Он, привыкший к крестьянскому труду, уверенно схватил совковую лопату, зачерпнул блестящий уголь.

Пров лениво, не вставая с места, пнул сломанным сапогом педаль рычажного механизма шуровки.

Лязг!

Круглая чугунная дверца топки распахнулась на две половинки.

В полумрак будки, выжигая кислород, вырвался слепящий, бело-желтый свет. Жар ударил в лицо так, что у меня, казалось, затрещали брови, кожа мгновенно стянулась. Гудение огня заглушило перестук колес.

— Кидай! — командовал машинист, стряхивая пепел на пол. — В дальний угол сыпь, там прогорело!

Сивый, щурясь от нестерпимого света, метнул уголь в огненное жерло.

— Мало! — прикрикнул Пров, входя в роль начальника. — Подбавь еще! Веером кидай, чтобы легло ровно! Ищщо подбавь! Не жалей угля, он казенный!

Шварк! Шварк! Уголь летел в топку, пожираемый пламенем.

Бах! Пров убрал ногу с педали, и зажимы топки захлопнулись, отсекая адский жар.

Пока Сивый переводил дух, я огляделся. Кабина, несмотря на грязь, завораживала. Перед носом машиниста, в медных, начищенных оправах, два больших манометра. Стрелки плясали от тряски, но упрямо ползли вверх, к красной черте. Вдоль котла змеились трубки, блестели латунные вентили, а в толстой стеклянной трубке — «водомерке» — плескалась мутная вода, демонстрируя уровень уровня жизни котла.

Паровоз тронулся с рывком, от которого мы едва устояли на ногах. Состав набирал ход, и качка стала немилосердной. Нас буквально швыряло от борта к борту. Мимо проносились мрачные, закопченные кирпичные стены фабрик, бесконечные серые заборы, редкие деревья с почерневшими листьями. Мы обгоняли пешеходов и ломовых извозчиков, которые тащились по тракту. Многие, видя наш «поезд», вставали и брали лошадь в поводу: видно, боялись, что животное «понесет».

— Смена! — гаркнул через пять минут Пров, носом, как дракон, выпуская мощные струи махорочного дыма. — Следующий!

Теперь лопату взял Кремень.

Пров взглянул на манометр, довольно хмыкнул и потянул за свисающий с потолка шнур.

Ту-у-у-у-у! Пронзительный гудок резанул воздух, распугивая ворон.

Вскоре мы выехали на Лиговку.

— Эй, бродяги! — крикнул машинист сквозь грохот. — Скоро Знаменская площадь! Там конечная!

— Нам раньше! — заорал я. — У Свечного притормози!

Пров Игнатыч тут же начал прикрывать регулятор. Лязг стал глуше, ход замедлился.

— Сейчас! — гаркнул он. — Валите, пока ход малый!

Мы не стали ждать. Свечной переулок был рядом — тут рядом как раз и находилась свалка желчного старикана-старьевщика.

Сначала на улицу полетел мешок со свинцом, взбив облако пыли на обочине. За ним второй, третий. Потом посыпались мы. Я прыгнул, спружинив ногами. Рядом соскочили Штырь, затем приземлились и Сивый с Кременем. Паровик, набирая ход, обдал нас напоследок клубами пара и сажи и удалился в сторону вокзала. А мы, чумазые, как черти, с пудами свинца в мешках, остались стоять на твердой земле. Оставалось превратить этот свинец в звонкое серебро.

— Ух, чертяка… — выдохнул Сивый, отплевываясь черной слюной. — Ну и адская же повозка!

— Поднимай мешки, — скомандовал я, отряхиваясь. — Деньга близко. Теперь самое главное — не продешевить.

Кое-как переведя дух после комфортной поездки на паровозе, мы, сгибаясь под тяжестью ноши, поплелись к знакомому тупику — тому самому месту, где обитал одноногий повелитель мусорной империи.

В его дворе, огороженном забором из гнилых досок, стоял запах, который невозможно спутать ни с чем — сладковато-приторный дух прелых тряпок, старой кожи и вываренных костей.

— Скинуть бы по-быстрому, — прохрипел Кремень, с шумом втягивая ноздрями этот тошнотворный воздух, который казался ему сейчас запахом денег. — Сил нет тащить, плечи горят.

— Терпи, казак, — буркнул я, поправляя лямку. — Атаманом будешь.

На звук наших шагов из дощатой пристройки выполз уже знакомый мне хозяин. Он опирался на самодельный костыль, похожий на дубину, и смотрел на нас маленькими, колючими глазками из-под нависших седых бровей.

— Явились, — проскрипел он вместо приветствия. — Гляди-ка, живые. А я уж думал, вас дворники камнями побили.

Он узнал меня. В его взгляде мелькнуло удивление — видимо, не ожидал, что приютские окажутся людьми слова и вернутся так скоро.

— Дело есть, хозяин, — произнес я, бросая мешок к его ногам. Глухой, тяжелый удар о землю заставил старика слегка поднять седую кустистую бровь. — Принесли, как договаривались, барахлишка!

Кремень и Сивый поспешно скинули свою ношу рядом. Три мешка, полных корявого свинца и наших надежд, лежали в пыли двора.

Старик, кряхтя и переставляя костыль, подошел ближе, ткнул концом деревяшки в бок мешка.

— Тяжелое… Что слямзили? Чугун, что ль?

— Покажь!