Мизанабим - Дарья Райнер

Кажется, он был о ней слишком хорошего мнения.

– У вас есть скованные?

– Парочка безобидных. Если не успеешь познакомиться с Соней – Ёршик расскажет. Он в этих делах спец. Ну, доброй ночи.

– Погоди! – Она поймала его за рукав.

– Что?

И отпустила. Это был глупый, интуитивный жест, который она не могла объяснить.

– Ничего. Спасибо.

Дверь закрылась с коротким скрипучим выдохом.

– Спокойной ночи! – бросила она запоздало. Скат ушёл.

Невена опустилась на край кровати: железная сетка под ней просела. Пальцы погладили белевшую в сумерках простыню.

Беглянка нашла дом.

☽ ⚓ ☾

– Что это?

– Гранатовый сок. Благотворно воздействует на иммунитет, улучшает состав крови и функции щитовидной железы. Снижает риск при воспалениях.

Луас достаёт маленькие бумажные свёртки с порошками белого и жёлтого цветов. Смешивает на кончике ножа в одной ему ведомой пропорции и растворяет в стакане. Размешивает всё тем же ножом вместо ложки.

Умбра разглядывает фрукты на столе. Яблоки и груши подпорчены: мягкие бока изъедены тёмными провалами червоточин. Внутри наверняка труха, от мякоти ничего не осталось. Гранаты ей приходилось видеть на торговых рядах: их завозили с островов, расположенных западнее Нуля, как в народе прозвали меридиан, от которого велись отсчёты. Стоили завезённые фрукты дороже мяса, поэтому любителей было немного.

Кто же знал, что он внутри такой?.. С кожистыми перегородками и сотнями семечек, похожих на россыпь драгоценных рубинов. Их ещё не тронула гниль, они пахнут сладко и терпко.

Рот вдруг наполняется слюной. Умбра вспоминает, что ничего не ела четверо суток. Только воду пила и настойку, от которой её вывернуло. Неудивительно, что желудок ждёт нормальной еды. Он, бедный, ещё не понял, за что его наказывают.

Убедившись, что доктор занят порошками, она наклоняется и подбирает с тарелки несколько зёрен. Языком и губами. Бесполезные руки держит на коленях.

Кислый сок взрывается во рту. Умбра морщится в первый миг, глотает зёрна поспешно, разжёвывая вместе с косточками. Вкусно. Хочется ещё. Но перед ней опускают стакан.

– Не торопись. Пить залпом не обязательно. Если на дне будет осадок – размешай.

Доктор садится чуть поодаль. Умбре совестно: в её присутствии он не может снять маску и поесть. И вместе с тем хочется как можно дольше оттянуть момент, когда снова настанет пора возвращаться в подвал.

Придерживая стакан обеими ладонями, она выпивает до дна, почти не делая передышек. Жмурится, смакуя на языке сладко-кислый привкус.

– Спасибо.

Луас кивает:

– Посмотрим на реакцию. Возможно, завтра сможешь поесть. Запасов мало, но я смогу достать. Хлеб в городе – сейчас большая редкость, не говоря уж о… чём-то другом.

Он отворачивается. О делах в Клифе лучше расспросить в следующий раз, тем более что Умбра чувствует, как нарастает усталость. Горло саднит, глаза слипаются.

– Это толчёные таблетки? То, что вы добавили?

– Антибиотики природного происхождения, – поясняет он. – Иногда даже плесень – и черви, продуцирующие полезные ферменты – могут оказаться полезны. Продукты их жизнедеятельности способны бороться с инфекцией на клеточном уровне.

– Мне станет легче?

– Я не могу обещать, – голос кажется усталым, измотанным, и Умбра понимает, что пора.

Она встаёт, слегка пошатываясь, но доктор её опережает, спускаясь первым на сей раз, не поддерживая, но готовясь подхватить её внизу, если оступится. Пятнадцать ступеней и тридцать шагов – по два на каждую.

Она забирается под одеяло, колючее и пахнущее болезнью.

– До завтра, доктор, – говорит Умбра. – Это не ваша вина.

Он замирает на лестнице, натянутый как струна. Плечи напряжены. Думает, что ответить. И как. Пустые обещания и подбадривания Луасу претят, а уйти молча кажется грубым.

– Постарайся уснуть.

Люк со стуком опускается.

Умбра закрывает глаза. Внутри живёт так много вопросов, что в голове становится тесно. Ещё жарче, чем прежде.

Он подумал, что она говорит о себе. А она о Латунке. О намалёванном белой краской слове «Карантин» на воротах. О «тупоголовом стаде, нарушающем запреты».

Забавно, что судьба свела её с приезжим врачом. С тем, кто вынужден скрываться и прятать лицо, потому что весь город его ищет – не как спасителя, а как убийцу. С человеком, чьё имя вовсе не Альтред Луас. Во Внешнем круге его называли Врагом.

Теперь он Беглец.

СТРАНИЦА ДЕВЯТАЯ. Брат

Скат плохо знает Внутренний круг: он ориентируется по наитию, каким-то животным чутьём выбирая проулки и сокращая расстояние от храма до площади Висельников. Нутряки звали её «ярмарочной», но раньше там проводились казни на потеху толпе. Верёвочная петля, изображённая неизвестным художником, красуется на стене дома из красного кирпича – того же цвета, что и стены Крепости.

Он не сомневается, что Сом поймёт.

Площадь была единственным местом, куда они могли проникнуть раз в год – на праздник полуденного солнцестояния, когда все горожане примеряли причудливые маски, а гиены ослабляли бдительность, и многое спускалось с рук. Выручки после этого хватало на пару месяцев. После прошлого крупного улова Умбра подарила ему серьгу, которую Скат больше не снимал. Есть вещи, которые не стоят денег, или жемчужин, или сапфиров. Они не имеют цены.

В одном из проулков он слышит звон стекла, но не сразу обращает внимание: слишком много звуков наводнило Клиф этим утром. Настойчивый дребезг повторяется: дзынь, ещё раз, пауза, и снова…

Будто кто-то оборвал их кодовый шифр: раз-два, раз-два-три…

Или почудилось?

Скат запрокидывает голову, обводя взглядом окна домов. Одна из створок на втором этаже распахнута и качается, но в проёме пусто – никого. Только россыпь осколков на булыжниках и странное чувство тревоги, от которого сердце начинает биться чаще. Прежде чем выйти к площади, Скат оборачивается. Дом с черепичной крышей подмигивает ему разбитым глазом.

☽ ⚓ ☾

Нура придерживает Карпа, не позволяя завалиться набок, пока Сом старается за двоих, идя последним. Его очки запотели: на стёклах виднеются капли крови молодого жандарма, который стрелял наугад – и остался лежать там, в тупике. За широким ремнём виднеется рукоять кавалерийского револьвера.

Втроём они чудом спускаются с заграждения.

Ёршик охает. Горчак недобро цокает языком при виде намокшего рукава Карповой куртки.

– Скверно.

– Я могу идти сам… чего вы, – выдыхает раненый, – не по колену же.

– Помолчи, шутник. – Сом закидывает его руку себе на шею и стискивает зубы. – Порядок такой. Горчак, дуй до Висельной площади. Если Скат там – встречаемся у колодца. Если нет…

– Нам нужно укрытие.

– Верно. Идём к ратуше.

Все таращат глаза. Карп издаёт сдавленный смешок и заходится кашлем.

– Хочешь, чтобы нас всех?.. Прямо там?

– Это мы ещё посмотрим. – Сом переводит взгляд на