Драконий век - Д. Дж. Штольц

– А перевернутый человек с ножом – дух?

– Он не с ножом, а с шаманским посохом для обрядов. Да, он… Он гонит людей под гору, где они будут поклоняться ему и подносить дары, – разглядывая человечка, девушка приуныла.

– Вот оно как, значит… Хм, спасибо тебе, Дейдре, за помощь… Удружила старику своими рассказами.

Больше Филипп ничего не сказал, только заскреб подбородок, обросший за долгое время путешествия бородой. Думая о чем-то своем, он поглядывал на Дейдре единственным целым глазом. Той поначалу захотелось уйти, но потом она обратилась к нему в порыве сочувствия:

– Может, я могу как-то помочь вашим несчастным глазам? Они у вас постоянно исходят слезами, и вы страдаете.

– За меня не переживай, – сказал Филипп. – Лучше позаботься о себе.

Узнав о Дейдре слишком много из этого непринужденного разговора, старый вампир принялся разглядывать ее с интересом, к которому вскоре примешалась и легкая грусть.

Девушка заметила его изучающий взгляд и спросила:

– Но почему вы так смотрите на меня? Вам все-таки нужна помощь?

– Просто ты очень добра и наивна, Дейдре, хотя сама этого не понимаешь. Этим ты напомнила мне одного… хм… человека, с которым я познакомился много лет назад.

– А что с ним стало? – Дейдре опустила глаза.

– Будучи таким же добрым и наивным, он перестал быть таковым с годами, потерял стремление к жизни и глядит в смерть. Причин тому множество, все они кроются в прошлом. Вот и размышляю я, Дейдре, как не допустить повторения прошлых ошибок? Как поступить в дальнейшем?

По-старчески нахмурившись, Филипп направился обратно к очагу в храме, пока ему вслед смотрели с сочувствием, не понимая, о ком было сказано, но слыша в голосе старого вампира печаль.

Между тем паломники успели и напиться, и наплакаться из-за происходящего, и воодушевиться им же. Они перестали обсуждать страшную ночь и забылись сном, чтобы позже отправиться дальше и разнести вести о скором Конце Света.

Пока Уильям беседовал с оставшимися, Филипп отдыхал на соломенном тюфяке и размышлял: письмена, которые он начертил на грязи, были на колоннах у входа в пещеры, откуда вылезла бестия много лет назад. Дейдре смогла их прочесть… А ведь ранее этого не смогли сделать даже древнейшие из старейшин, прожившие полторы тысячи лет. Их будто случайно встретившаяся гостья оказалась полна тайн, которые раскрывались в каждой фразе и каждом ее взгляде. Да и складывалось ощущение, что гостья и сама была бы рада поделиться этими тайнами, но что-то ее сдерживает. Филиппа не отпускало предчувствие, что скоро перед ним встанет выбор, который отзовется последствиями на долгие годы. И как он поступит в этот раз? Насколько мудро рассудит?

* * *

Уильяму опять приснилась Вериатель… В тяжелом балахоне для церемоний, украшенная драгоценными каменьями, бряцавшими при каждом шаге, она шла рядом с ним, на границе тени от ламп. Пахло прогорклым маслом. Тени и свет плясали по лицам участников церемонии и по коридорам, на которых едва светились письмена. Уильям то ли двигался сам, то ли его несли… В рыданиях, обливаясь слезами, чувствуя страшную пустоту внутри себя, он тянул к своей возлюбленной руки, желая вновь сплестись с ней душами. Кажется, Вериатель это смущало, и она то поглаживала его, чтобы утешить, то отворачивалась.

Коридоры становились ниже, но шире. Древняя тьма нехотя рассеивалась, сгущаясь в углах огромного зала, куда они в конце концов попали. Уильяму тогда почудилось, будто в углах его поджидает сама Раум: противно толстая, распухшая в боках и шевелящая отростками. Потом Раум поползла к нему, ее прислужники вышли из тьмы с тупыми лицами. Уильяму захотелось напасть, чтобы спасти возлюбленную. Его обнимала за голову Вериатель, успокаивая. Она была уже нагой, а ее длинные черные волосы струились по груди. Факелы вспыхнули ярче. Все забилось языками иссушающего пламени, и он стал задыхаться.

Проснулся Уильям весь в поту и тут же захотел покинуть гостеприимную обитель, где спал на лежанке посреди десятков других тел. Ему было невыносимо душно в помещении, так что он переступил через укрытых плащами паломников и выбрался наружу, чтобы вдохнуть прохладного воздуха. Пусть видения и покинули его, но сны душили прошлым.

Утренние сумерки рассеивались. Отдышавшись среди мокрого леса, он собрался было вернуться, как ему навстречу из темноты проема показался Филипп, правый глаз которого понемногу восстанавливался. Он сообщил, что пора выдвигаться, и Уилл лишь кивнул.

– Вы с Дейдре побеседовали вчера? – спросил он хрипло, пока перед глазами стоял сон с картинами прошлого.

– Довелось…

– Наша таинственная гостья что-нибудь рассказывала?

– Она перевела руны со спуска в пещеры бестии, – произнес задумчиво Филипп. – Это один из забытых языков шиверу, поэтому ее и не понимали ни южане, ни мы.

– Вот как, – ухмыльнулся Уильям.

– Дейдре чего-то опасается, потому и пытается покинуть Юг. О том, почему сожгли поселение, думаю, она достаточно осведомлена, как и о том, кто его сжег. Но почему она, зная тебя, делает вид, что нет, мне непонятно.

– Посмотрим, надолго ли хватит ее и меня, потому что мне эта ситуация порядком надоела.

До рассвета они покинули обитель при храме и двинулись дальше. Им не хотелось ехать в компании паломников, часть из которых ринулась не на юг, в Бахро, на церемонию с королем, а к порту, чтобы разъехаться по домам. Случившееся многих напугало и взбудоражило. Приближаясь к Шуджиру – вокруг теперь были не щербатые стволы дубов и платанов, а вновь пустые равнины, – трое путников думали, что впереди еще никто не ведает о страшном демоне. Однако, как выяснилось, несколько городов западнее тоже лежали в руинах, сожженные дотла, так что навстречу двигались богомольцы с такими же новостями. Южный материк походил на разворошенный палкой улей, и в каждом поселении, коих на их пути теперь попадалось предостаточно, рассказывали об одном и том же. Поговаривали также, что, дескать, чудовище по пути сжигало не все подряд, а больше храмы. Причем разрушало их до остова.

В следующем поселении Уильям и Филипп оставили спутницу на постоялом дворе, чтобы не привлекала к себе внимания. А сами, закутавшиеся в плащи из-за дождя, подходили к растягивающим развалины местным и интересовались, что же конкретно случилось. Никто ничего не знал. Нападение произошло посреди ночи. Что-то такое же черное, сливающееся с небом обрушилось на возвышающийся над домами храм с неистовой злобой. Храм был развален. Погибли жрецы, послушники, женщины – их или раздавило под обломками, или сожгло в поднявшемся столбом огне. А потом все закончилось так же быстро, как и началось; демон пропал, оставив после себя горы трупов и расползающийся по улицам страх, потому что некоторые жители оказались еще живыми, но поломанными так, что скоро испустили дух и стали, как им и полагается, мертвецами.

Правда, один караульный, помогающий разбирать завалы, уточнил, что демон напал не сразу. Дескать, хлопки крыльев послышались незадолго до случившегося – над храмом некоторое время кружили.

Об этом Уильям рассказал Филиппу, еще плохо понимающему беглую южную речь.

– Если судить по пути разрушения, то демон прилетел с северо-запада. А там что? Там ничего, кроме залива, который он пересек, и нашего Севера, – рассуждал Филипп, осматривая груду камней, что некогда была храмом. – Это не фениксы.

– Не они, хотя больше некому. Тем более фениксы живут стаей, – согласился Уилл.

– А ты заметил, насколько демон избирателен в разрушениях? Что нападает в основном на храмы?

– Полагаете, если стражник прав, то демон мог некоторое время кружить над зданием, чтобы убедиться в том, что это именно храм? А потом со страшной яростью пожрать всех внутри, порушить стены, сжечь и улететь, получив то, что нужно? – Увидев кивок, Уильям закончил: – Если так, то это демон разумный, причем с человеческим разумом, ведь ему нужно знать, что такое храм. В таком случае этот демон многократно опаснее, нежели живущий простыми инстинктами, вроде питания и размножения… – В последний раз бросив взгляд через плечо на тело пожилой послушницы, раздавленной стеной так,