Двуглавый. Книга вторая - Михаил Иванович Казьмин

за хорошую плату поведал Яковлеву, чем именно можно разжиться у господина Бакванского, а когда плату Яковлев несколько повысил, то и некоторыми подробностями поделился. В итоге Яковлев покупал у Аркадия Кирилловича именно и только то, что ему было нужно.

Допросил Денневитц и штабс-капитана Тригорского. Тот со всей ответственностью исполнил приказ генерала Гартенцверга быть со следствием откровенным, но толку от того исполнения оказалось не так и много. По словам Тригорского, в Одессу он ездил вместе с Яковлевым, но уже на месте сначала сам Яковлев переговорил неизвестно с кем, а уже затем сказал Тригорскому, к кому обращаться.

Впрочем, теперь это станет заботой больше Воронкова, когда он вернётся на службу. Дворянину Елисееву Денневитц велел вернуться к совершенствованию своих способностей, так что тёзка снова отправился в почти что уже родной Михайловский институт.

— Итак, Виктор Михайлович, — деловито начал доцент Кривулин, — я поговорил с Карлом Фёдоровичем, Александром Андреевичем и Эммой Витольдовной, и, полагаю, вам самое время обратиться к овладению техникой ускоренного внушения.

Ого! И когда это он успел с Денневитцем побеседовать? Что Александр Андреевич — это ротмистр Чадский, мы с тёзкой тоже сообразили не сразу. А Эмма, значит, решила любовнику помочь. Что ж, её понять можно — раз у тёзки нечто такое с доктором Гольцем уже получалось, то с этим своим новым навыком он может и спалиться, не зря же она тогда его предупреждала, чтобы не показывал это своё умение. А тут дворянина Елисеева как бы научат, и скрываться ему не придётся. Умная она у нас, что тут скажешь…

— Как и с целительством, перед началом обучения вам следует пройти изучение вашей способности к таковому, — напомнил Кривулин. — К сожалению, сделать это сегодня по ряду причин не получится, так что завтра, Виктор Михайлович, и приступим. Если, конечно, вы не возражаете.

Тёзка возражать не стал. Но необходимость поговорить с Эммой почувствовал прямо-таки острую, да и с моей стороны нашёл в этом своём желании самую активную поддержку.

Эмма приходу любовника обрадовалась, хотя и пыталась поначалу сохранять привычный образ слегка отстранённой умницы. Надолго, однако, её не хватило, и уже через пару минут мы вовсю предавались самым разнузданным наслаждениям, а ещё не знаю через какое время в счастливой обессиленности развалились на диване.

— Эмма, ты что? — в некотором недоумении спросил я, когда женщина вдруг покинула лежбище и, как была, голая, направилась в кабинет. Почему я спросил, а не тёзка? Ну вот, как с самого начала сложилось у нас так, что товарища в отношениях с Эммой привлекала исключительно телесная близость, а для меня подруга представляла ещё и чисто человеческий интерес, так и до сих пор, когда мы были вместе, управление нашим с дворянином Елисеевым организмом я в большинстве случаев брал на себя.

Вернулась Эмма с листком бумаги и карандашом, приложила пальчик к губам и устроилась за столиком. Карандаш почти неслышно зашуршал по бумаге, и через полминуты женщина протянула бумажку мне. Круглым и разборчивым почерком там было написано нечто озадачивающее:

Витя! Кривулин и Чадский готовят тебе какую-то пакость. Я не смогла узнать, какую, попробую что-нибудь сделать, но не знаю, смогу ли. Будь очень осторожен!

Ну вот, не было печали — черти накачали… И что бы это могло быть? Какая такая пакость меня ждёт? И связано ли это с занятиями по ускоренному внушению? Вопросов, короче, появилось множество, ответов — ноль.

Эмма порвала записку на клочки и удалилась в уборную, откуда тут же послышался звук смываемой воды, возвестивший о начале долгого пути обрывков по бурным потокам московской канализации. Выйдя из уборной, Эмма развела руками и медленно повертела головой — подробностей, мол, не знаю, не спрашивай.

Знает, не знает — какая сейчас разница? Главное, предупредила о самом факте грядущей пакости или что там они придумали, позаботилась. Оставлять такое без должной благодарности я не посчитал себя вправе, притянул женщину к себе и… И вскоре мы снова вовсю бесстыдствовали на диване.

— Всё, не задерживайся, — шепнула на ушко Эмма, когда мы более-менее отдышались и успокоились. — А то Кривулин с Чадским забеспокоятся, — она хихикнула. — Завтра опять увидимся!

Вот же добрая душа! Понятно, что за спокойствие институтского начальства волновалась она исключительно ради смеха, но вот именно такой способ посмеяться выбрала — не издевалась, не злорадствовала или ехидничала, а вроде как пожалела. Добрая, да…

— Да, жалко, что ты только в голове у меня живёшь, — посетовал тёзка, когда мы покинули Эмму. — Вы с ней были бы отличной парой.

— Жалко у пчёлки, — пресёк я неуместную жалость. Блин, можно подумать, мне самому не жалко! — Ты, дружище, не о том сейчас думаешь, — всё-таки я решил сбавить тон, тёзка понял, что сказал что-то не то, но моя резкость его задела.

— А о чём, по-твоему, надо? — спросил тёзка. — О пакости, которую Чадский с Кривулиным готовят?

— Об этом, конечно, тоже, — согласился я, — но уже во вторую очередь.

— А в первую? — да что ж такое-то⁈ Он вообще думать способен или где?!!

— А в первую, дорогой мой, у нас вопрос: Денневитцу ты о предупреждении Эммы докладываешь или как, — поставил я тёзку лицом к главной нашей проблеме.

— Только «или как»! — без раздумий отрезал дворянин Елисеев.

— Вот и я к тому же склоняюсь, — хорошо всё-таки, что тут мы сошлись во мнениях! — Но всё равно надо обдумать…

— А что тут думать⁈ — удивился тёзка.

— Если Деневитц о предупреждении не узнает, то да, нечего, — принялся объяснять я. — А вот если узнает, надо сообразить, чем и как оно может нам выйти.

— Да не узнает, — отмахнулся тёзка. — Откуда? Но если ты думаешь, что может узнать… — Тогда надо. Но ты сам и думай! У тебя это лучше получается.

Вот зараза! Впрочем, спорить с ним я не стал. Конечно, приучать дворянина Елисеева к самостоятельному мышлению нужно, спору нет, но тут он прав, у меня получится лучше. Пригодится, не пригодится — это уже вопрос следующий, а вот быть заранее готовым к любым неприятностям не помешает уж точно. Кстати, о неприятностях… Вот что это за пакость? И раз в этом, как уверяет Эмма, участвует Чадский, то не идёт ли речь о проверке, запущенной Денневитцем? Опять вопросы, и опять без ответов… Ладно,