Двуглавый. Книга вторая - Михаил Иванович Казьмин

Ну, ему виднее. Поблагодарив господина профессора за учение, тёзка уже принялся было прощаться, как Степан Алексеевич выдал:

— Александр Андреевич просил вам передать, чтобы вы зашли к нему сразу от меня.

Та-а-ак… Вообще, заглянуть в секретное отделение дворянин Елисеев собирался и сам, но уже после визита к Эмме, а тут, значит, ротмистр Чадский хочет видеть товарища прямо сразу после занятия… Так хочет, что даже через самого же Хвалынцева и передал своё, хм, приглашение. Делать нечего, придётся зайти.

Едва тёзка появился в секретном отделении, его проводили в кабинет Чадского, где ротмистр принялся изображать радушие, предложив дворянину Елисееву чаю. Раньше за начальником секретного отделения такого гостеприимства не замечалось, так что мы с тёзкой сразу насторожились.

— Как прошло первое занятие, Виктор Михайлович? — спросил Чадский.

— Спасибо, Александр Андреевич, неплохо, — с дежурной вежливостью ответил тёзка. — Узнал много нового, в овладении же практическими навыками пока сильно не преуспел, но Степан Алексеевич меня обнадёжил, говорит, со временем смогу и больше.

Тут, однако, выяснилось, что такими малоинформативными ответами дворянин Елисеев не отделается. Господин ротмистр вывалил на тёзку целых ворох вопросов, отвечать на которые пришлось развёрнуто и обстоятельно.

Как проходило занятие? Кто при нём присутствовал? Что именно внушал тёзка ассистенту? Внушал по собственному желанию или по подсказкам Хвалынцева? Сложно ли было проводить такое внушение? Насколько быстро и в полном ли объёме исполнял ассистент внушаемое? Вопросы эти Чадский задавал по нескольку раз, и каждый раз слегка перефразированными — видимо, желал убедиться, что дворянин Елисеев говорит правду и в своих ответах сам не путается и не пытается запутать ротмистра.

— А вот скажите, Виктор Михайлович, не создалось ли у вас впечатление, что Степан Алексеевич при помощи своего ассистента вас обманывает? Ведь они могли заранее договориться и общаться понятными только им знаками? — то ли Чадский плохо слушал тёзку, то ли привычка никому не верить въелась в него, что называется, аж до костного мозга.

— А зачем им это, Александр Андреевич? — не сообразил тёзка.

— Для того, например, чтобы преувеличить в ваших глазах возможности этого метода, — пояснил Чадский. — Согласитесь, Виктор Михайлович, очень уж фантастично всё это смотрится…

— Не думаю, что такое было бы возможно, — чтобы усилить воздействие своих слов, обращение к ротмистру по имени-отчеству тёзка пропустил. По здешним понятиям не то чтобы прямо-таки хамство, но как указание на глупость вопроса сойти может. — Требуемые действия я вслух не называл, и Степан Алексеевич никак не мог подсказать их ассистенту.

Вот, спрашивается, что это было? Чадский плохо слушал тёзкины ответы или у него вырос зуб на Хвалынцева?

— Видите ли, Виктор Михайлович, — надо же, тёзкин выпад Чадский пропустил, — ускоренное внушение, если оно и вправду столь действенно, как учит вас Степан Алексеевич, чрезвычайно важно для нашей службы, как, впрочем, и для вашей. Поэтому я, как ответственный за секретность проводимых в институте исследований, должен быть уверен в полном отсутствии в действиях господина Хвалынцева какого-либо шарлатанства. Как, добавлю, и в полной лояльности профессора властям. И если, Виктор Михайлович, у вас что по первой, что по второй части появятся хотя бы малейшие сомнения, вам следует немедля поделиться ими со мною, какими бы незначительными они вам ни казались.

Ну ничего себе! Прямо пауки в банке — то вместе пытались рыться в тёзкиных мозгах, то теперь один под другого копает… Да и пусть — если Хвалынцев или Чадский попытаются ещё какую пакость тёзке устроить, можно будет или Чадского на Хвалынцева натравить, или Денневитца на Чадского. А если опять скооперируются, так чёрную кошку между ними пустить тоже как-нибудь можно. От тёзки я эти свои мысли не прятал, и у него они восторга не вызвали, но и необходимость, если прижмёт, поступить именно так тоже понимал. Моя школа, чего вы хотите.

Вопросы у Чадского иссякли вместе с допитым чаем и гостеприимством, так что уже скоро тёзка секретное отделение покинул. Теперь — к Эмме, да поскорее!

Глава 21

О разоблачениях и отношениях

Встречи с Эммой пришлось, однако, подождать — целительница занималась пациентом. При других условиях дворянин Елисеев отправился бы убивать неожиданно появившееся свободное время в столовую, но ротмистр Чадский уже напоил его чаем, так что этот способ скрасить ожидание сейчас не годился. Маячить перед глазами людей Чадского, шляясь по коридорам института, ни тёзке, ни мне тоже не хотелось, так что тёзка устроился у Эммы в приёмной, от нечего делать перелистывая несколько последних номеров «Огонька», несколько небольших статеек даже прочитал — так, по диагонали, не сильно стараясь вникнуть в смысл. Но вот пациент, точнее, пациентка, дама ближе к пятидесяти годам, покинула кабинет вместе с Эммой и её помощницей — женщиной помоложе пациентки, но ненамного. Какое-то время было уделено обязательной вежливости — взаимному представлению Виктора Михайловича Елисеева и той самой помощницы, Юлии Дмитриевны Волосовой, ещё сколько-то ушло на несколько слов благодарности помощнице и объявление ей свободного времени на ближайшие три часа, и Эмма, наконец, заперла кабинет изнутри, а я, получив управление телом, накинулся на неё с выражением самой искренней благодарности…

Эмма в этот раз превзошла саму себя. Превзошла в жадности до наслаждений, бесстыдстве и неукротимости. Ох, и досталось с того сладостей тёзкиному организму, хоть под конец наших упражнений и пришлось совсем несладко! Такой вот каламбур, да. А когда мы, довольные и измотанные, развалились на диване, Эмма подобралась к тёзкиному уху.

— Виктор, нам надо очень, — на слово «очень» она сильно, насколько это было возможно при шёпоте, нажала голосом, — очень серьёзно поговорить.

— По-моему, давно пора, — подхватил я. Да, снова я — тёзка тоже успел порулить телом, но сейчас опять передал управление мне. — Но ты уверена, что стоит беседовать здесь? Может, пригласить тебя куда-нибудь?

— У тебя есть свободное время, чтобы делать такие приглашения? — что-то в словах Эммы было не так. Но что именно? — Поэтому, уж прости, но здесь, — ну точно! Её голос звучал не еле различимым шёпотом у тёзкиного уха, он чисто и явственно раздавался прямо в голове! Ну да, она же держит меня за руку! Ну я и…

— Да-да, — в том самом звучащем в голове голосе различил коротенький смешок, —