Галя, у нас семидесятые! - Анна Наумова

— Да уж, ситуация… Но не все так плохо. У Бобы вот хуже.

— А кто такой Боба? — полюбопытствовала я. Как все таки здорово, что я решила уйти пораньше! А то еще разминулись бы с Лидой, и ищи ее по всему Ленинграду! Если бы она каждый вечер «аскала» у Сайгона, было бы проще, а так Макс сказал, что видел ее только единожды.

— Да кореш мой, — беззаботно сказал Макс сквозь зубы — он закуривал новую сигарету. — Откосить от армии решил. Мы же против насилия, и военной службы — в том числе. Ему три года на подлодке светили. Прикинулся дурачком, на медкомиссии на серьезных щах про какие-то вселенные рассказывал, которые он спасать собирается. В общем, все по схеме. У нас даже методичка есть, где подробно говорится, какие легенды надо придумывать. А врач идейным оказался, пошел на принцип и определил парня в дурку. Так мы его с лета и не видели. Даже передачи не принимают: мы уже пробовали носить. Развернули нас с порога, даже за деньги не взяли. Вот так вот, Даша. В психушку только попасть на раз-два можно, а выйти — ой как сложно!

За разговором я и не заметила, как мы добрались до квартиры. Там было уже не так тихо, как с утра: на кухне кто-то гремел посудой, по коридору туда-сюда ходили жильцы.

— Драсти, Маргарита Петровна! — поприветствовал Макс сухонькую сгорбленную старушку, которая возвращалась с кухни в свою комнату со сковородкой шкворчащих котлет.

— Здравствуй, Максимушка! — охотно ответила бабушка. — Я тебе там на тарелку три котлетки положила. Сам покушай и девочек угости. А то одними бутербродами питаетесь.

— Премного благодарен! — весело ответил Макс и шутливо поцеловал Маргарите Петровне ручку. — Спасительница Вы наша! Очень кстати!

Старушка, смущенно улыбаясь, засеменила к себе в комнату. На смену ей в прихожую с сумками вышли двое бородатых заспанных парней с сумками.

— Все, чао! Мы на вокзал! Спасибо, дружище! — попрощались они с Максом и, кивнув нам с Лидой, удалились вниз по лестнице.

— Так, отлично! — обрадовался хозяин. — Денчик к себе во Владик слинял, Тоха — в Тверь, значит, комната свободна. Вам обеим тогда там и постелю, чтобы не смущать. Забыл тебе сказать, что я храплю очень… — и он обратился к Лиде. — Эй, подруга, чего стоишь, как не родная? Раздевайся.

Лида послушно сняла пальто, сапоги, протянула Максу его шарф и, надев предложенные тапки, поплелась за мной на кухню. Хозяин тем временем отлучился в ванную и, вернувшись, бодро сказал:

— Отлично! Горячую воду дали! А то у них там перед Новым Годом авария какая-то была…

Мы наскоро перекусили, и я проводила подружку в ванную и дала пару чистых полотенец — ей явно нужно было привести себя в порядок. Пока ее не было, мы с Максом продолжили беседовать на кухне.

— Застывшая она какая-то, замороженная, будто инеем припорошенная, — с озабоченным видом констатировал Макс. — Будто не живет.

— Так и есть, — печально согласилась я, вспомнив Лидины слова: «Работаю, детей ращу, а все как-то не то с той зимы несчастной».

— И давно это у нее? — допытывался хозяин дома.

— Ну, если по правде, то там все давно уже не очень хорошо, — ответила я и вкратце, не вдаваясь в подробности, обрисовала ситуацию. — Ребенка она потеряла, давно уже, с тех пор и плохо ей, а теперь, видимо, совсем плохо… Ой, а что же я сижу? Мне же позвонить надо! Прямо сейчас!

— Кому? — нахмурился Макс.

— Так мужу ее, Андрею! Ее же милиция разыскивает! И он себе места не находит! Пацаны, наверное, уже с ума посходили от тоски по матери. Я сейчас, — и отставив чашку, я рванула в прихожую, где на тумбочке стоял обычный дисковый телефон, точь-в-точь такой, как в моей московской коммунальной квартире.

Однако Макс в два прыжка настиг меня в прихожей и буквально силой вырвал у меня из рук трубку.

— Сдурела? — рявкнул он.

— Ты чего? — оторопела я, уставившись на него.

— Совсем, что ли? — уже более спокойно повторил Макс. — Ну и что ты скажешь?

— Ну… что нашлась, — растерянно повторила я.

— И что? Ты не видишь, в каком она состоянии?

— Муж заберет…

— Заберет и что? Соседи мигом прознают, что и как, и поедет твоя подруженция в «Кащенко». Или ты хочешь, чтобы она в таком виде на работу ходила и детей растила?

— А делать-то что? — все так же растерянно повторила я. — Ты говорил, у тебя идея какая-то есть…

— На кухню пойдем, давай еще по чайку хряпнем и покумекаем.

Заварив чай, Макс задумчиво сказал:

— Не идея, скорее, просто задумка. Не факт, что сработает, но проверить можно. Знаешь, у меня кореш есть, он в медицинском институте учился, на кафедре психиатрии. Так вот, он говорил, что иногда люди, пережившие огромный стресс, будто застревают в прошлых событиях и не могут двигаться дальше. Они постоянно прокручивают в голове, думают, почему это случилось с ними, почему они так поступили, что можно было бы изменить, что было бы если бы, и доводят себя до ручки… Понимаешь? Говорит, когда у него в институте практика была в дурке, довелось поработать с одним мужиком, тому уже хорошо за сорок было. Так вот, у этого мужика перед самым дембелем в армии несчастный случай произошел: пошел он в увольнение, встретил старых друзей по школе, напился, уснул по пьяни, замерз, и ногу пришлось ампутировать. А те сволочи, его даже до дома не дотащили, подумали: «Проспится, встанет, сам пойдет». Друзья называются. Так он потом жить нормально не смог. Все думал: «А что, если бы меня в этот день в "увал» не поставили? А что, если бы я в институт поступил, в армию не пошел, и тогда ничего бы не случилось?«… И так по кругу бесконечно. Сначала вроде все нормально было, даже жену нашел, ребенка родили. А потом все чаще и чаще стал думать о том случае. И так свихнулся, короче. У него потом все, что случилось после того происшествия, вообще из памяти исчезло — жизнь окончилась в день, когда в увольнение пошел. Ни жену, ни ребенка не узнавал. Та, естественно,