Галя, у нас семидесятые! - Анна Наумова

Спустя часа два я, поняв, что мои глаза окончательно слипаются, и я рискую уснуть прямо за столиком, подошла к Максу.

— Я пойду…

— Одна не ходи, — нахмурился хозяин хаты. — Вместе домой пойдем. Эй, чуваки! — обратился он к остальным. — Чао! На сегодня я больше не дринчу.

Мы оделись и вышли на улицу. После теплого, душного помещения воздух на улице казался особенно морозным. Внезапно мне в голову пришла кое-какая догадка, которую я захотела проверить.

— Макс, — осторожно спросила я. — А как фамилия этого Сержа?

— Курехин, — ожидаемо ответил он и закурил. — Пойдем, нечего мерзнуть.

— Десять копеек не найдется? — вдруг окликнул нас чей-то голос.

Глава 17

Я обернулась.

— Ба-а, какие люди! — протянул Макс, оглядывая подошедшую. — Ну вот, Дашута, кажись, о ней мы и говорили недавно. Та самая герла.

Женщина, подошедшая к нам, была одета точь-в-точь как девушки, с компанией которых я недавно встретила Клауса в излюбленном месте сбора хиппи: яркая, не по погоде легкая одежда, разноцветные ленты в шикарных черных волосах… Правда, я с огорчением заметила, что в волосах этих появилась довольно заметная седина. И была она совсем не такой, как те задорно хохочущие и беззаботные девицы. Взгляд ее будто остекленел.

— Десять копеек не найдется? На молочко, — будничным и совершенно безразличным тоном повторила подошедшая.

Это была она — моя давнишняя подруга Лида. Та, которая, бодро вышагивая по широкому проспекту в Москве пятидесятых, делилась со мной и Верой своими матримониальными планами и рассказывала о местах, где в столице можно встретить потенциальных хороших женихов. Та, которая вместе со мной лихо отплясывала в «Шестиграннике» в парке Горького и «на хате» у ее тогдашнего ухажера — Лео. Та, которая могла ударно отработать смену на заводе, а потом, прихорошившись, гулять до ночи с очередным ухажером и ничуть не устать. Та, вместе с которой мы встречали новый 1957 год в компании нашей подруги Веры, моего парня Вани и звездных футболистов — Игоря Нетто и Эдуарда Стрельцова…

Лида была все такой же красивой, правда, от прежней ухоженности не осталось и следа. Волосы были грязными, а под ногтями, украшающими длинные, тонкие, красивые пальцы, красовалась черная кайма. Обеими руками она прижимала к груди какой-то сверток из тряпья, откуда выглядывала маленькая головка. Неужто она снова родила и теперь таскает ребенка по морозу?

Я вглядывалась в абсолютно пустые и безжизненные глаза подруги, пытаясь понять, что, в конце концов, происходит. Ну не могла Лида за такое короткое время выносить и родить ребенка. Со времени ее пропажи прошло не больше пары месяцев. Замерзнет же дитя на морозе! Вон у меня уже пальцы на ногах сковывает, а одета я довольно таки тепло.

Однако, приглядевшись повнимательнее, я поняла, что в свертке, который баюкала моя подруга, нет никакого ребенка. Лида прижимала к груди обычную советскую куклу. Такие куклы (обязательно бесполые, чтобы не развращать детей) продавались в «Детском мире». Был и у меня такой пластмассовый младенец. Но я, если честно, к куклам была всегда равнодушна. Ну не понимала я никогда, как можно было наряжать бездушное нечто и играть с ним в дочки-матери. Гораздо больше мне нравились машинки и конструкторы, однако родители почему-то решили, что я — какой-то неправильный ребенок, а настоящие девочки — на то и девочки, что носят бантики и играют с куколками.

Макс, все это время наблюдавший за нами, вмешался в разговор.

— Подруга твоя? — спросил он у меня, потушив сигарету носком ботинка. На лице его не было ни насмешки, ни удивления. Кажется, он все понял.

Я кивнула и вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом в его поношенное пальто. Да что же это такое? Почему на мою веселую и никогда не унывающую подругу свалилась такая череда несчастий? Что ее теперь ждет? Постановка на учет в психоневрологический диспансер? Жизнь в унылом заведении с окнами на решетках и злыми санитарами? А что будет с Артемом и Тимошей? Каково с этим справиться будет ее мужу Андрею?

Макс обнял меня и крепко прижал к себе.

— Успокойся, все будет хорошо. Слышишь? Хорошо будет.

Лида, как ни странно, на мой плач совершенно внимания не обратила. Она, кажется, меня даже не узнала. Подруга продолжала все так же безучастно смотреть на нас в ожидании мелочи.

— Да что хорошо-то? — размазывая слезы по лицу варежкой, продолжала рыдать я. — Ты же видишь, она умом двинулась.

— Нет нерешаемых проблем, — вдруг очень серьезно сказал обычно развязный и беспечный Зингер. — Слышишь? Чем смогу, помогу. Есть идея. Эй, Лида! — вдруг обратился он к подруге. — С нами пойдем.

— Десять копеек надо, — как робот, повторила Лида. — Молочка дочке купить. Хорошенькая дочка у нас получилась…

— Надо уводить ее, — обратился ко мне Макс. — Замерзнет, еще воспаление легких подхватит. Дубак на улице. Эй, подружка! Идем, говорю. Дома у меня кошелек, дам тебе на молоко. Это Даша, она с нами пойдет. Да не бойся, не обидим.

Лида, по-прежнему ничего не соображая, поплелась за нами. Тяжело вздохнув, Макс стянул с себя большой шарф и обмотал им шею и плечи моей подружки. Она никак не отреагировала: не поблагодарила, но и не попыталась возражать, только покрепче прижала к своей груди сверток с куклой.

— Идем быстрее! — скомандовал Макс. — Точно заболеет, если так и будет тут шляться одна. Или, чего хуже, заберут в Скворцова-Степанова?

— Это на Уделке? — спросила я.

— Ну да! — удивленно ответил Макс. — А ты что, бывала раньше в Ленинграде?

— Не, просто слышала, — выкрутилась я, дав себе зарок в беседе с новым приятелем больше никогда не упоминать никакие питерские места. Еще, чего доброго, выяснит, что я — местная и спросит, почему не остановилась у родственников, а стесняю его своим присутствием. Хотя нет, вряд ли. Эти ребята — веселые, беззаботные, на шею себе, конечно, садиться не позволят, но и в душу не полезут. Надо — значит надо.

Лида, укутанная в шарф Макса, послушно шагала за нами. Видимо, ей было совершенно безразлично, куда ее ведут. Макс, краем глаза приглядывавший, чтобы она никуда не убежала, расспросил