Холпек. Том II: Спуск к ядру - Максим Балашов

не свихнусь тут в одиночестве. Робинзон Крузо гораздо дольше жил в компании Пятницы. — Но тут его лицо омрачилось, словно туча накрыла солнце.– Нет, хреновая идея, — резко отрезал он. — Во-первых, у кобольдов я стану изгоем, прослыву п…з…болом. Во-вторых, мерзкий старый бабуин тупо не отдаст мне матрицу.

— Черт, сука, как он всё знатно разыграл! — закричал Крас так, что даже напугал Умку, — просто поставил мне детский мат в три хода. Это то же самое, что договориться с адвокатом, который защищает противоположную сторону. Напоёт тебе сладких речей и горы золота пообещает, а по результату только накинет лишний срок в тюрьме. Ладно, что теперь причитать и ругать кого-то другого. Всё, что со мной происходит, это только моя вина, и мне из этого дерьма выбираться.

Крас поднял голову, его глаза загорелись решимостью.

— Надо лучше придумать, что можно ещё выбить из этого хитро кобольда, помимо техники по отрезанию ядра от энергокаркаса.

Он улыбнулся, но в этой улыбке было больше вызова, чем радости.

— Ну что ж, Гироха, ты меня провёл, но игра ещё не окончена.'.

Проработав одну неделю, Крас взвесил свои возможности и, тщательно проанализировав график добычи, пришёл к выводу, что лучшим решением будет разделение труда. Дело было в том, что ближайший штрек, куда он сваливал отходы добычи, забивался за три дня, а руда, которую он добывал в пещере, восстанавливалась ровно через неделю.

Кстати, Крас очень сильно удивился и, если честно, испугался, когда одним утром обнаружил, что в том месте, где он упорно выбивал из породы руду, прокапав огромный туннель, снова образовалась скала. Она стояла там, как ни в чём не бывало, словно его недельный труд был всего лишь сном.Он подошёл к скале, осторожно провёл рукой по её поверхности, словно проверяя, реальна ли она. Камень был холодным и твёрдым, как и положено камню.

— Если бы я находился внутри в момент регенерации, — подумал он, и его лицо побледнело, — меня бы просто сковало намертво в камне.

Мысль о такой смерти вселяла в него ужас. Он представил, как его тело медленно сжимается, кости ломаются, а лёгкие перестают дышать, и почувствовал, как по спине пробежал холодок.

Крас, скрупулёзно высчитав почти точное время восстановления породы, разработал для себя жёсткий график. Теперь он работал в шахте через день — словно маятник, раскачивающийся между двумя безднами. Сутки изнурительной добычи, когда каждый взмах глушилкой отзывался в мышцах тупой болью, а мёрзлая пыль въедалась в кожу, словно назойливое напоминание о неминуемой усталости. Следующие сутки — зарядка кристаллов хола, монотонная, почти механическая работа, где требовалось не столько тело, сколько выдержка разума.

Сон? Роскошь, на которую у него не было времени. После добычи он позволял себе лишь пару часов забытья, проваливаясь в чёрную бездну усталости, чтобы проснуться с ощущением, будто и не отдыхал вовсе. А во время зарядки кристаллов и вовсе обходился без сна — глубокая медитация заменяла отдых, пропуская через него потоки энергии, которые понемногу восстанавливали силы.

Но главное — расчёт оказался верен. Регенерация руды приходилась как раз на те сутки, когда он погружался в работу с кристаллами. Его сознание в эти моменты было ясным, как лезвие, психика — стабильной, без тревожных срывов. Казалось, сама вселенная наконец-то подыграла ему, установив хрупкий, но точный баланс между трудом и безумием.

Умка тоже не сидела без дела. Величественная медведица, больше похожая на живую крепость, чем на зверя, почти неотлучно крутилась возле Краса, бдительно прикрывая его тылы. Её массивная тень, падающая на стены пещеры, стала для него таким же привычным утешением, как мерцание кристаллов хола в темноте.

Но однажды, когда Крас погрузился в медитацию, размеренный ритм их сосуществования нарушил громоподобный рык, прокатившийся снизу по туннелям, словно предупреждение самой пещеры. Герой резко вышел из транса — и увидел забавную, но по-своему угрожающую картину.

К ним нагрянули «гости» — пара белых медведей, чьи любопытные морды явно учуяли человеческий запах. Они уже начали обнюхивать воздух с видом хозяев жизни, как вдруг из тени выступила Умка. Не просто вышла — явилась, вся в оскале, с шерстью, дыбом вставшей, будто её ударило током. И что-то в её взгляде, в этом глухом рыке, больше похожем на рёв разъярённого дракона, мгновенно перевернуло ситуацию.

Белые «визитёры» даже не стали спорить. Разом поджав хвосты, что, впрочем, у медведей смотрится особенно унизительно, они рванули прочь, словно две перепуганные дворняги, случайно забредшие на территорию альфа-хищника.

Этот случай окончательно убедил Краса — тогда, сидя на уступе, он совершил не просто удачный выбор, а почти провидческое решение. Не убил, а приручил. И теперь Умка была не просто союзником — она стала его гордостью, живым доказательством того, что даже в этом жестоком мире можно найти преданность.

Помимо охраны, Умка взяла на себя ещё одну важную миссию — регулярные «поставки провианта». Каждые три дня, словно по расписанию, она притаскивала в пещеру свежую тушу полярного волка — то ли в качестве платы за кров, то ли просто потому, что считала Краса странным существом, неспособным нормально поохотиться самому.

Герой, конечно, не жаловался. Разделка туш хоть и была делом кровавым и не самым приятным, зато превращала волчью добычу во что-то хотя бы отдалённо съедобное для медведихи. Умка же, в свою очередь, демонстрировала завидную практичность — за трое суток она методично уничтожала мясо, оставляя после себя лишь чистые кости, которые потом забирал Холпек, да воспоминания о былой волчьей гордости.

Но самое интересное было в другом. За время этой «совместной трапезы» у Краса скопился целый склад волчьих «деликатесов» — внутренности, железы и прочие малопривлекательные, но, как он знал, ценные для кобольдов штуки. Эти твари слыли жуткими гурманами и знатными зельеварами, а потому он уже предвкушал, как обменяет эту дрянь на что-нибудь действительно стоящее.

Спустя три недели практически беспрерывной работы, после пробуждения рядом с очередной свежей тушкой, Крас решил сделать небольшую передышку. Он устало плюхнулся рядом с Умкой, которая тут же повернула свою массивную голову, уставившись на него тем проницательным взглядом, от которого у любого нормального человека кровь стыла бы в жилах. Но Крас уже давно привык к этому «милому» выражению морды своей медведицы.

— Слушай, дурында, — начал он, игриво тыча пальцем в её влажный нос, — да не смотри ты на меня так, будто я твою любимую кость украл. Я же любя так называю. — Умка фыркнула, но не отстранилась.