Сирийский рубеж 2 - Михаил Дорин

— Понятно. Готовьтесь к вылету. Закончим здесь и полетим в Хмеймим, — дал команду Чагаев и вернулся в грузовую кабину.

Пока бортовой техник открывал сдвижную дверь и устанавливал стремянку, к нам заглянули Рубен и Рашид. Дождавшись, когда «высокие чины» выйдут из грузовой кабины, только потом Рубен начал рассказывать о произошедшем.

С ребят ещё сыпался песок, а лица были грязные.

— Первый пуск, второй, третий… потом устал считать. Тут я вираж, боевой разворот, горка, пикирование. Шажочек вверх, педалька вправо…

В общем, из рассказа Хачатряна ничего не было понятно.

— А ты Рашид, что видел? — спросил я.

— Я… эм… да то же самое, командир, — махнул он рукой.

Придётся поговорить с ними, когда они отойдут от полёта. Мы начали выходить из вертолёта.

Рубен с трудом вылез на бетонку аэродрома, поскольку нога у него была повреждена. Конечно, он в этом не признавался, но хромал он явно.

— Это я палец натёр, Сан Саныч, — говорил он, прихрамывая по пути под навес.

— Ещё скажи, что когда бежал к вертолёту.

— Мамой клянусь, бежал! Быстро бежал. Вон, Рашида спросите. Он рядом бежал!

— Да, командир. Он ещё за девушками будет бегать, — поддержал товарища Ибрагимов.

— Я в нём и не сомневался. Не убеги только далеко, — поддержал я за руку Хачатряна, который начал заваливаться вбок.

Экипаж ведомого Рубена догнал нас уже под навесом. Их рассказ был более содержательным.

— Сан Саныч, у них всё было чётко устроено. Пуски были с трёх сторон. Плюс работал то ли ДШК, то ли зенитка. У нас несколько попаданий, а от одной ракеты ушли в последний момент, — объяснил штурман экипажа.

— Сколько было точек? — спросил я.

— Несколько. Там было не разобраться, сколько таких позиций. И все на машинах, мобильные, расчётливые, — ответил командир вертолёта ведомого.

Всё указывает на то, что нас ждали. Либо уже в городе Хама появились мятежные группировки.

Когда вертолёты были заправлены, я подошёл осмотреть Ми-8 на наличие пробоин в фюзеляже. Дырок было достаточно. Грузовая кабина пробита в нескольких местах. Как ещё никого не убило из пассажиров, непонятно.

Пока Кеша на ломанном русском пытался что-то выяснить у местного водителя АПА, Виктор вместе со мной обошёл и Ми-28.

— Сан Саныч, долететь-то долетим, но как будем в Хмеймиме латать всё это дело? К нам же даже ещё всё запасное имущество и принадлежности не доставили. А воевать уже требуют, — объяснил бортовой техник, осматривая дырку на хвостовой балке Ми-28.

— Будем латать. Найдём чем, — ответил я.

Пользуясь знаниями арабского и некоторыми связями среди сирийцев, пришлось навестить их стоянку вертолётов. Переговорив с ними, я понял, что многие из этих садыков были со мной в Эс-Сувейде.

— Аль-каид Искандер! Ты же друг наш! Мы тебе что хочешь дать можем, — приветствовал меня один из командиров звена вертолётов.

Несколько ящиков запасного имущества для Ми-8 и Ми-24 удалось собрать. А также разжиться целым пакетом фруктов.

Нас и на обед пригласили в местную столовую, а Рубену оказали первую помощь. Выходя из столовой, законный вопрос мне задал Рубен.

— Сан Саныч, а наши большие чины про нас помнят, только когда нужно их довезти, верно?

— Да. Повальный склероз у людей. С простыми вояками договориться проще, — ответил я.

— Это вы ещё им звезду героя не показывали. Нам бы тогда ещё и гостинцу выделили с пышногрудыми гуриями, — мечтательно закатил глаза Рашид.

Вернувшись к вертолётам, на нас «волком» глядел один полковник из делегации Чагаева. Тот самый, что ранее отдавал приказы мне из грузовой кабины.

— Вы где бродите? Я уже 10 минут вас жду, товарищи лётчики. Что за ящики на вертолёте? — спросил полковник.

Я дал команду парням отойти в сторону, а сам остался разговаривать с большим военачальником.

— Товарищ полковник, мы были на приёме пищи, любезно предоставленном принимающей стороной. Ящики — гуманитарная помощь от местной вертолётной эскадрильи. В Хмеймиме нам это всё понадобится.

— Вот и вытаскивайте эту вашу помощь! Сейчас здесь будет генерал. Он что будет в вашем товарном вагоне лететь?! Бардак, а не авиация.

Я посмотрел на Виктора. Бортовой техник развёл руками, не зная, что делать дальше. Помотав головой, я подошёл ближе к товарищу полковнику.

Поражает твердолобость этого товарища.

— Если вам тесно, вы можете их подвинуть.

Полковник вскипел, но тут же остыл, увидев приближающиеся машины. Кортеж с Чагаевым подъехал. К вышедшему из машины Василию Трофимовичу тут же направился и товарищ полковник.

— Где мой лётчик? — спросил Чагаев и, увидев меня, направился в сторону вертолёта.

Как только генерал подошёл ко мне, я доложил ему о готовности к вылету.

— Принято, Александр Александрович. Как покушали? Помощь раненому оказали? — спросил он у меня.

— Вы про обед, товарищ генерал? — переспросил я.

— Конечно. Вот, полковник Мулин вам специально должен был организовать питание, доставку в столовую. Так ведь было? — спросил Чагаев.

Надо было видеть с какой интенсивностью вспотел Мулин. Чувствует, что я сейчас держу его за известное место. А уж что с ним сделает Чагаев за невыполнение указаний, не хочу даже думать.

— Товарищ генерал, личный состав накормлен. Помощь старшему лейтенанту Хачатряну оказана. Также нам местные инженеры выделили кое-какие запчасти, — ответил я.

— Эт хорошо. Тогда запускаемся, — дал мне команду генерал армии, и я поспешил на борт.

Вылетев с Хамы, обратный маршрут решено было проложить в стороне от предыдущего. Если уж нас обстреляли так близко к территории, контролируемой правительственными войсками, то атаку можно ожидать отовсюду.

Пролетев хребет Джебель-Ансария, в кабину вошёл Чагаев. Виктор уступил ему место, и генерал летел теперь с нами.

— Почему решили пойти вдоль реки? — вспомнил Василий Трофимович атаку по нам на подлёте к Хаме.

— Много населённых пунктов. Оттуда можно было ждать пуски, но и ответить на них сложнее. Под удар могут попасть мирные граждане, — ответил я.

— Верно мыслите, товарищ майор. Как раз таки там и были эти спящие ячейки. Нас ждали, — согласился генерал.

Во как! Получается, мы бы всё равно попали под обстрел. Но рядом с рекой было больше возможности отбиться. Всё же сопки, расщелины и пространство открытое.

На базе в Хмеймиме встречали нас гораздо более организованно, чем на двух других сегодняшних аэродромах. И стоянка была