Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 - Ник Тарасов

Такое доверие, такая преданность стоили дорого. Дороже золота, дороже любых богатств. Потому что с такими людьми можно было горы свернуть. И я собирался это сделать.

Глава 16

Видя, что тут все хорошо и все налажено, как следует, я еще раз громко поблагодарил мужиков за хорошую, честную работу, пожелал им доброго здоровья и удачи в делах, а сам неспешно повернул назад, направляясь в сторону Уваровки.

Подходя к деревне, я вдруг увидел, что от амбара в сторону своего дома шел Илья.

Причем, между прочим, шел он по деревянному помосту, который мы соорудили для удобства передвижения. Помост получился крепкий, и в распутицу не промочишь ноги, и зимой снег не будет так наметать.

Увидев его, я окликнул:

— Илюха, подойди-ка сюда!

Тот сразу же свернул с дорожки и направился ко мне. Подойдя поближе, поклонился, как положено, и поздоровался вежливо:

— Здравия желаю, барин! Как дела ваши? Как здоровьице?

— Спасибо, Илья, все хорошо. А вот скажи-ка мне, как там дела с нашей сельской банькой обстоят? Готова уже к топке или еще нет?

Илья слегка почесал затылок, собираясь с мыслями, потом обстоятельно ответил:

— Готово, барин. До последнего не разрешал ее топить, все ждал терпеливо, чтобы все наверняка просохло как следует. Чтоб, не дай Бог, не потрескалась от жара, не повело печь. Ведь дело-то новое, ответственное. Построили мы ее, как вы велели и печь сложили по вашим советам. Вот и выжидал пока просохнет всё как следует.

Он помолчал немного, глядя в сторону бани.

— И даже день или два лишних передержал на всякий случай, для верности. А вот сегодня, как раз после обеда, думаем и протопить основательно, как положено. Народ уже ждёт — и мужики, и бабы спрашивают когда можно опробовать.

Лицо его просветлело, и он продолжил с явным удовольствием:

— Все крестьяне уже и веники хорошие приготовили — березовые отборные, да дубовые для тех, кто посильнее любит. Бабы травы разные душистые — мяту, чабрец, зверобой — чтоб на камни лить для духу, чтоб запах в бане был приятный, здоровый. Так, как вы советовали, барин, помните?

Я слегка прищурился, вспоминая наш прошлый разговор о банных премудростях, и говорю:

— Хорошо, Илюха, это все правильно. А вот что, возьми-ка ты немного пива — не крепкого, обычного — и разбавь его чистой водой, примерно один к десяти, понимаешь? Или кваса, что под рукой будет — тот даже лучше. И вот эту разбавленную смесь, что получится, плескай понемногу на раскаленные камни. Тогда запах в бане будет хлебный, домашний, очень приятный и полезный для духа. Думаю, всем понравится, оценят по достоинству.

Илья выслушал внимательно, кивая головой, а потом широко улыбнулся:

— Вот это дело мудрое! Спасибо за науку, барин, обязательно попробуем. Квас у нас свежий есть, вчера новый поставили — самое то будет.

Поблагодарив за совет и раскланявшись еще раз, Илья направился дальше по своим делам, а я потихоньку, не спеша, пошел обратно в сторону дома.

Я шёл, оглядываясь по дороге, всё-таки, с момента, как я сюда попал, деревня очень преобразилась. Тут и новые дома теперь стоят и старых несколько обшили. И мой дом, что от бабки остался тоже обшитый стоит. Помосты деревянные везде.

Когда уже подходил к дому, заметил что у наших ворот что-то происходило.

Стоит Захар, с кем-то беседует, размахивая руками и кивая головой. Рядом с ним виднелся какой-то мужик в потрепанной одежде, лица которого я с расстояния разглядеть не мог. Показался незнакомым, хотя в деревне все друг друга в лицо знают.

Захар, заприметив меня издали, резко оборвал разговор и кивнул в мою сторону. Мужик, заметив его кивок, тут же развернулся всем корпусом.

И тогда я узнал в нём Ивана Филипповича, старосту соседней деревни. Высокий, жилистый мужик лет пятидесяти, с седой бородой и умными серыми глазами. Мы у него лошадь брали не так давно, когда на Зорьке Фома в город ездил, а нам лес возить нужно было. Надежный человек, справедливый, из тех, кто слово свое держит крепко.

— Егор Андреевич, добрый день, — поздоровался он, почтительно сняв шапку и низко поклонившись. Голос звучал устало, в нем слышались нотки тревоги и какой-то затаенной боли. — Разрешите слово сказать?

Я остановился у калитки, внимательно изучая его лицо. Что-то было в нем не то — глаза беспокойные, руки слегка дрожат, губы поджаты. Такое выражение бывает у людей, когда случается беда.

— Говори, Иван Филиппович. Что это тебя судьба к нам привела? — спросил я, отворяя калитку и проходя во двор. Захар молча отошел в сторону, но остался рядом, явно ожидая продолжения разговора.

— Да беда у меня, Егор Андреевич, случилось, — начал Иван Филиппович, нервно теребя в руках шапку. Потом еще тише добавил, оглядываясь по сторонам: — Да и не одна. Не знаю, как сказать, с чего начать.

Тревога начала подкрадываться и ко мне. В его голосе слышалось что-то такое, от чего холодок пробежал по спине.

— Да говори уже как есть, а там посмотрим, как помочь смогу, — сказал я, усаживаясь на лавку у дома и кивая ему тоже присесть.

Иван Филиппович тяжело опустился рядом, вытер рукавом вспотевший лоб и начал рассказывать, время от времени сбиваясь и возвращаясь к уже сказанному:

— Да видите, Егор Андреевич, Петьку, племянника своего, с двумя мужиками в город отправил, чтоб прикупил к зиме зерна немного. А то урожай не очень в этом году был. Только вот закончили зерно собирать, считали-пересчитывали — не хватит до весны, голодать придется, если не прикупить.

Он замолчал, глубоко вздохнул, словно набираясь сил для продолжения.

— Вот и послал парней за зерном. Денег дал, что были, наказал торговаться покрепче, чтоб подешевле взяли. Петька мой — парень толковый, двадцать лет ему, женатый уже, дети малые. Хозяйственный, расторопный. С ним Степана Громова отправил да Василия Кротова — тоже мужики надежные, семейные.

— А когда назад возвращались? — спросил я, чувствуя, что дальше будет что-то нехорошее.

— Вот тут-то и… — Иван Филиппович снова замялся, потер глаза. — Еле вернулся один Петька. И без Яры — лошадки моей, да и сам еле живой, поломанный весь, так что места живого на нём нет. Второй день в жару