Воин-Врач V - Олег Дмитриев

оставили. Он после обещанной стажировки и вправду один всё успевал, да так ловко, что со всех предприятий города к нему потянулись коллеги, опыт перенимать. Потом, я уж тогда на пенсии был, он свою фирму открыл. А младшему моему, когда тот пошёл на менеджера учиться, ноутбук подарил. Потому что в том колледже сам тогда ребятам информатику и основы программирования читал, или что-то в этом духе. Но мы между собой его всегда звали так, как в тот памятный день окрестил Слава: «Соплёй Зелёной». Заместителя главного врача по гражданской обороне и чрезвычайным ситуациям с самого его детства, кажется, все звали уважительно, по отчеству: Марковичем. Он у меня отвечал за Джи Ар и нэтворкинг тогда, когда и слов-то таких никто не знал. Но контакты с горкомом, райкомом и обкомом, а потом муниципальными, районными и областными администрациями, как и с руководством каждого, наверное, предприятия города и района он поддерживал идеально. Случись что — они с Сашкой находили машины, материалы, технику и специалистов за пару звонков. Говоря, что помощь нужна больнице и главврачу. Так вот тогда, когда молодого сисадмина наставляли на путь истинный, Маркович выдал командным, натренированным за годы службы, рыком: «Да как ты смеешь женщинам хамить⁈ Они ж тебе в матери годятся! Сопля ты зелёная!». Айтишник тот был в прыщах, серьгах, модной рванине, а свои редкие патлы и вправду будто зелёнкой подкрашивал зачем-то. С той поры и пристало прозвище. Но только между нами.

Вздохнув, смотрел я, бесплотным духом сидя на крыше терема, как поднималось раннее летнее Солнце. Золотился светлевший розовый туман над Двиной и её берегами. Перекликивались в нём рыбаки и гребцы лодий, что отходили и подходили к Полоцким причалам. Жизнь шла своим чередом. Вон и голубь, выпорхнув будто прямо из облака, стрелой помчал к голубятне. Которая второй день стояла пустой, пока Алесь изыскивал возможности восстановления дальней связи. Повезло Всеславу с друзьями и соратниками, вот уж точно. Каждый за дело радел, не для денег, не «на отстань» служил. Как и мои друзья, те, что оставили работу в больнице, едва я ушёл на пенсию, не послушав моих уговоров остаться. А телефон, что подарил мне тогда директор разработчиков, остался, наверное, у жены. Мне всё равно по нему последние пару лет звонить стало практически некому.

Странно, но воспоминания эти нахлынули так, что едва не спихнули за задний план все тревожные и жуткие события этой, новой жизни. И дали понять, как я, всё-таки, скучал по оставленным мной в невозможно далёком будущем жене, детям, друзьям. Но очень кстати пришла на память поговорка, которой научила меня мама. Лет пять мне было тогда, шесть от силы, а вот гляди ж ты — помню. Тогда мы как раз тащили по глубокому свежевыпавшему снегу саночки с дровами. Дальневосточный гарнизон снабжал ими семьи эвакуированных. Но до барака доставку никто не делал — не принято как-то было. Мы ввалились в комнату распаренные, румяные, едва сметя снег с валенок и полушубков. Я по дороге падал пару раз, поэтому мне мама подмела веником-го́ликом даже ушанку, что всегда норовила сползти на глаза. «Устал!» — проныл я тогда. «Запомни: это слово настоящий мужчина, такой, как твои отец и деды, может в жизни сказать только один раз. Когда вовсе уж, совсем никаких сил не осталось. Сказать: „я устал!“, лечь и помереть, потому что нету сил-то. У тебя так?» — спросила мама, насыпая на стол муки, собираясь, видимо, хлеб печь. «Нет» — испуганно и растерянно ответил тогда я. «Тогда займись делом!» — не оборачиваясь на шмыгавшего носом меня, заключила она. Я, помню, пообижался на неё тогда. Попредставлял даже, пофантазировал, как любят дети, замирая от какого-то азартного страха, как она будет рыдать на моих похоронах. И только потом понял, насколько же ей, одной, с двумя детьми, в тысячах километров от дома, в воюющей стране, без родни, было тяжелее, чем мне. И мне стало очень стыдно. А поговорку ту запомнил накрепко, навсегда.

Когда будто налетевший ветер, которого не было, привычно утянул меня с крыши, я точно знал, каким именно делом надо будет заняться в первую очередь. Званко вторые сутки без пригляда в лазарете! Какой я, к псам, лечащий врач⁈ Жалеть себя взялся на старости лет, размышлениям и воспоминаниям предаваться! Будто дел больше нет? А дела-то как раз были, и много. Вот только планам, как водится, пришлось подкорректироваться. Так всегда бывает, если в деле участвуют не только мужики.

«Поздорову, Врач! Какие новости?» — привествовал меня Всеслав. Он сидел на краю ложа, нашаривая босой ногой сапоги. Дарёна смотрела на него, щурясь от утренних лучей, заглянувших в светлицу, и моё появление явно почуяла.

«И вам доброго утра! Голубь прилетел, сейчас или Гнат, или Алесь прибегут. Погода за окном знатная. Если вчера такая же была — даже обидно, что такой день про́пили», — разом и доложил и посетовал я.

«Ну, сделанного не воротишь, как батька мой говорил. Нынче что думаешь?» — поинтересовался он. А я удивился — до сих пор мы будто вместе, одним целым начинали движение, шаг, слово, и сразу, с самого начала оба понимали, что, куда, как и зачем.

«Званко посмотреть надо. Это перво-наперво. Ещё трое в лазарете тоже вчера без пригляда остались, стыд мне и позор, как лекарю», — честно ответил я.

«Корить себя и думать не моги́!» — звякнул сталью внутренний голос князя. «А в том, что дел по горло — прав. Давай, вставай сам тогда, да и принимайся!».

Это было, как на учёбе в институте или потом в ординатуре: когда академик передает инструмент и делает шаг назад. И вот перед тобой пациент, в руках «орудия труда», вокруг ассистенты и сёстры. И выживет ли тот, кто лежит на столе, зависит только от того, хватит ли тебе знаний, навыков и умения быстро соображать. Мне чаще всего хватало.

— Мы до лазарета, Дарён. Агафья чего говорит? — спросил я у жены. Всеславовой, но каким-то образом и мне не чужой. Случится же такое, а?

— Поздорову, Врач, — вежливо кивнула она в ответ, дав понять, что разобралась, кто спрашивал, — седмицу даёт, может, больше чуть.

Жена Грача, Домниного брата, та самая повитуха из первейших, на моей памяти ошибалась редко. Я ей, а заодно и Всеславу с Дарой, сразу объяснил, что акушерское дело знаю сугубо в пределах программы и нескольких десятков случаев на