Миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

Я встал со стула, застегнул пиджак. Выходил из дома осторожно. Сначала заглянул в щель двери, проверил лестницу. Пусто.

Спустился, вышел во двор. Арка, улица. Прошел квартал, остановился у витрины табачной лавки, будто разглядываю товар. На самом деле смотрел в отражение стекла, проверял, нет ли хвоста.

Чисто.

Пошел дальше, к Дорчолу. Солнце стояло высоко, улицы были полны народу. Торговцы выкрикивали цены, женщины шли с корзинами, дети бегали между ногами прохожих. Обычный белградский день. Мирный.

Я свернул в переулок, потом еще один. Шел медленно, обдумывая план.

Нужна информация. Где точно бывают объекты. В какое время. Один или с кем-то. Привычки. Маршруты.

Елена. Она знает людей из «Черной руки». Может знать и Милутиновича. Нужно спросить осторожно, не вызывая подозрений. Сегодня кстати должна быть дома. Но это потом. Сначала домой, обдумать ситуацию.

Я вышел на главную улицу, остановил извозчика.

— На Дорчол, — сказал я, назвал свой адрес.

Извозчик кивнул, я забрался в пролетку. Лошадь тронулась, колеса застучали по булыжникам. Я смотрел в окно, на проплывающие мимо дома, на людей.

Извозчик остановился на углу Дорчола. Я заплатил, вышел. До дома два квартала. Пройду пешком.

Небо затянуло тучами. Пахло дождем. Где-то вдали прогремел гром.

Я пошел вперед, к дому. Квартира на Дорчоле встретила меня привычной тишиной. Одна комната с высоким потолком, узкое окно на улицу, железная кровать у стены. Стол, два стула, шкаф. Печка в углу, сейчас холодная, июнь на дворе, топить не нужно.

Я снял пиджак, повесил на спинку стула. Расстегнул воротник рубашки, закатал рукава. Жарко после ходьбы.

Сел за стол, достал из ящика чистый лист бумаги, перо, чернильницу. Положил перед собой. Посмотрел на белую поверхность листа.

Список. Нужно составить список. Четко, методично. Операция начинается с планирования. Импровизация убивает чаще, чем враги.

Я обмакнул перо в чернила, вывел первую строку крупными буквами:

Цели.

Потом остановился. Слово неправильное. Слишком формальное, военное. В Петербурге это назвали бы «объектами устранения». В Аламуте «жертвами». Но оба варианта казались чужими.

Это люди. У которых есть имена. Семьи. Привычки. Которые просыпаются по утрам, пьют кофе, смеются над глупыми шутками.

Которых я собираюсь убить.

Я провел пером по слову, зачеркнул. Написал по-русски, простыми буквами:

«Список»

Лучше. Нейтрально.

Окно открыто, с улицы доносился шум. Торговец выкрикивал что-то про свежую рыбу. Женщины смеялись, обсуждая сплетни. Где-то играла шарманка, старую венскую мелодию, заезженную до боли.

Я слушал эти звуки, обдумывая структуру.

Покушение это операция. Сложная, многоступенчатая. Как здание. Фундамент, стены, крыша. Убери фундамент, все рухнет само.

Элементы покушения:

Организация, кто планирует, принимает решения, координирует.

Финансирование, кто платит.

Логистика, кто переправляет оружие, обеспечивает связь.

Исполнители, кто совершает само покушение.

Четыре элемента. Четыре точки удара.

В прошлой жизни меня учили бить по основанию пирамиды. Убей главу организации, остальные рассыпятся сами. Но здесь это не сработает. Дмитриевич слишком осторожен, слишком защищен. До него не добраться.

Значит, бить по второму уровню. По тем, без кого операция невозможна физически.

Я начал писать. Медленно, разборчиво. Каждое имя на отдельной строке.

1. Майор Танкович

Я остановился, обдумывая. Танкович. Военный инструктор. Офицер сербской разведки, формально в отставке. Обучает боевиков стрельбе, метанию бомб, тактике уличного боя.

Без него группа обезглавлена. Исполнители юноши, романтики, фанатики. Умеют стрелять в мишени, но не умеют убивать людей. Танкович превращает их в оружие. Учит, где целиться, как держать нервы, когда бросать бомбу.

Справа от имени я написал мелким почерком:

Организатор. Военный профессионал. Возраст 45 лет. Всегда вооружен. Подозрителен. Окружен людьми.

Потом, еще правее:

Приоритет: Первый

Но под этим добавил:

Сложность: Высокая. Не начинать с него, если провал, поднимется тревога.

Танкович последним. Когда остальные уже убраны, когда структура ослаблена.

2. Йован Димич

Банкир. Пятьдесят с чем-то лет. Полный, лысеющий, носит очки в золотой оправе. Респектабельный господин, уважаемый член белградского общества. Никто не знает, что он тайно финансирует «Черную руку».

Через него идут деньги. На оружие. На взятки пограничникам. На содержание конспиративных квартир. На жалованье связным.

Без денег операция задохнется сама. Боевики останутся без средств. Оружие не переправить. Людей не перебросить.

Я написал:

Финансист. Публичная фигура. Банкир, член торговой палаты. Семья: жена, двое взрослых детей.

Остановился на последней строке. Семья. Жена будет плакать над гробом. Дети хоронить отца.

Мне не должно быть до этого дела. Димич сделал выбор, когда начал финансировать террористов. Он знал чем рискует.

Справа:

Приоритет: Второй

Сложность: Средняя. Осторожен, но не военный. Живет открыто.

Метод: Яд. Имитация сердечного приступа. У полного мужчины за пятьдесят обычное дело.

Под ними, через строку, написал еще:

3. Исполнители (резерв)

Гаврило Принцип 19 лет, студент, туберкулез

Недељко Чабринович 19 лет, типограф, я спас его из тюрьмы

Велько, тоже студент.

Справа:

Приоритет: последняя крайность

Только если устранение организаторов не сработает.

Убить их… технически возможно. Но это перейдет черту, которую я еще не готов переступить. Не потому что боюсь крови. А потому что они дети. Глупые, фанатичные дети, которых взрослые дяди толкают на смерть.

Если получится обойтись без них, обойдусь.

Список был готов. Я перечитал его дважды, проверяя логику.

Затем взял лист, встал со стула, подошел к печке. Достал из кармана спички, чиркнул одной о коробок. Пламя вспыхнуло желтым светом.

Поднес к углу бумаги. Она загорелась быстро, огонь пополз по краю, пожирая буквы. Я держал лист за противоположный угол, пока пламя не подобралось к пальцам. Потом бросил в печку.

Бумага скрутилась, почернела, превратилась в пепел. Я смотрел, как последние красные искры гаснут на черных остатках.

Я вернулся к столу, закрыл чернильницу, вытер перо о тряпку. Убрал все в ящик. Закатал рукава обратно, застегнул воротник.

Надел пиджак, проверил карманы. Часы, бумажник, записная книжка. Все на месте.

Вышел из квартиры, запер дверь на ключ. Спустился по лестнице на улицу.

Небо потемнело еще больше, тучи висели низко, почти касаясь крыш. Ветер поднялся, гнал по мостовой пыль и клочки бумаги. Где-то вдали гремел гром. Приближалась гроза.

Я пошел по Дорчолу, к дому Елены. Два квартала вниз, потом направо. Знакомый маршрут.

Проходя мимо кафаны, услышал музыку, кто-то играл на гармошке старую сербскую песню. Мужчины за столиками пили ракию, стучали кружками по дереву в такт. Смеялись, ругались, спорили о политике.

Обычный вечер. Мирный.

Дом Елены — старое трехэтажное здание с обшарпанным фасадом. Она на втором этаже.

Я поднялся по скрипучей лестнице, постучал в дверь. Три коротких удара, пауза, еще