Либелломания: Зимара - Н. Мар

и присмотрели старые лавинные эксплодеры и пушки-аваланчеры. Кайнорт припомнил, что, выслеживая Деус много лет назад, и сам прятался в трубе эксплодера. Идея была в том, чтобы позволить Йоле проследить за Кайнортом и заманить Клуб к тому же самому озеру. Йола подозревал, что команда Зимары знала больше, чем Бритц поведал на Маскарауте, и был обречён купиться. Чтобы обследовать озеро незаметно, они должны были сесть на склоне и спускаться пешком. Деус развернула карту, где была отмечена целая гирлянда эксплодеров и один аваланчер в этом районе.

— Мы остановимся вот тут. Пусть знают, что мы наметились на вот это озеро, — лимонный пальчик поскрёб чёрную кляксу. — Дрон или сателлюкс выпускать нельзя. Они его засекут. К сожалению, в битве между алмазными миллионерами и кустарями мы проигрываем. Зато у нас есть Сырок.

— О, боже, ха-ха-ха! Прости. Пха-хах, продолжай.

— Мы отправим Сырка, — громче настояла Деус. — И как только воланер коснётся склона, песец подаст сигнал, и… мы взорвём гирлянду эксплодеров.

— Ты уверена? У них аквадроу в команде.

— А у нас в команде — лавина. Это миллион тонн снега. Ни одному аквадроу не под силу удержать такую стихию.

— Супер. Мы закончим игру в первый день, — улыбнулся Бритц, тронув клеща в последний раз и прикрыв воротником. — Ты мой цыплячий гений.

— Но я небезосновательно обеспокоена. Как я буду спускать миллион тонн снега с головой в морозилке?

— Серьёзно? Набери снега в капюшон.

— Ты мой… творожный, зефирный… Зеппе, подскажи обидный эпитет к бледному?

— Поганковый, — продребезжал Зеппе. — Поганковый гений.

Кротафалк крался по склону так осторожно и ровно, насколько этого можно было требовать от бура, не привыкшего к деликатности. Снег здесь спал чутко. Но у Зеппе любая машина становилась покладистой, как выездковая лошадка. Старик чувствовал перекаты каждого звена гусениц, как хруст собственных суставов. Нахель ещё не мог подняться, но уже проснулся и даже нацепил очки.

Солнце показалось из-за кряжа, когда они добрались до места, отмеченного на карте Деус. Там виднелся холмик лавинного эксплодера. А неподалёку — как снежный пупок — торчал бугорок укрытия, где прятался пульт управления.

— Вначале туда, проверим, остался ли в баллонах газ, — решила Деус. — А то, может, всё зря. Бардачопик, принеси мой лыскарь!

Ящик с инструментами, который всю дорогу спал сложа телескопические ноги-палочки, встряхнулся. Пока он перебирал кинетическими суставами, внутри у него звенело: инструменты перекатывались, перемешивались и менялись местами, как формуляры в картотеке, пока снаружи не оказался лыскарь, который просила Деус. Это было гидриллиевое лассо для уборки снега и подводных работ. Лыскарь набрасывали на участок, который хотели расчистить, и гидриллий управлял водой и снегом в границах петли.

Фибра поддёрнул рукавищи на шубе и раскрутил лыскарь как показала Деус. Петля у рукастого шахтёра сразу вышла такая, как надо. Снег вокруг баллонов таял и испарялся, а вне гидриллиевой петли лежал нетронутый. Нельзя было спровоцировать лавину раньше времени. Шахтёр помогал молча. Все помнили, что он обещал лишь переправить команду через кряж. Ведь Зеппе починил его корабль, а Фибра выполнил свою часть уговора. Сострадательный и ответственный, он пожалел Нахеля. Спрашивать его напрямик, что дальше, никто не решался. Когда Бритц взглянул на него вопросительно и тревожно, Фибра только пожал плечами, тряхнув песцовыми мордами на них, и тихо объяснил:

— Только на день ещё. Зая не против.

Наконец баллоны очистили.

— Углеводородный наполовину пуст, — изрёк Зеппе, ощупав баллон датчиками шлема, словно вибриссами. — А кислородный наполовину полон.

Старик принялся разбираться с механизмом смешивания газов. Достаточно было одной искры, чтобы воспламенить смесь и спустить лавину. Облака лежали прямо над головой, неподвижные, гладкие и мрачные, как крышка гроба, словно подпрыгни — и лизнёшь свинец. Бритц вспомнил Кармин и ледяную сферу в небе. Из-за неё он вечно ощущал нехватку воздуха. Он перевёл очки в режим мультивизора и рассматривал склон Тылтырдыма. У каньона Дарбагылай шевелился снег. Бритц настроил теплочувствительность линз. Это катилась громадная кодла песцов. Они бежали по краю каньона, который спускался прямиком к чёрному озеру.

— Труба эксплодера забита! — крикнула Деус.

Она лазала по ней, крутя лимонным хвостом для равновесия.

— Плохо, — отозвался Зеппе. — В лучшем случае давления газа не хватит для провокации остальных эксплодеров. В худшем — трубу разорвёт, да и нас вместе с нею.

— До другого эксплодера на кротафалке час пути. Да и там, конечно, забито! Бритц, сонная муха, ты на экскурсии?

— А вот это что? — спросил Кайнорт, разглядывая карту. — Аваланчер?

— Да, лавинная пушка. Полчаса пути.

— Останься за главную, продолжайте прочищать трубу. А я слетаю вслед за Сырком до каньона. Он даст сигнал, когда почует воланер, а я подстрахую вас из аваланчера.

— Он прав, — подхватил Зеппе. — Пневматика аваланчера мощнее, чем у эксплодера, а выстрелить из него можно и в одиночку.

— Мы ничего не теряем, — продолжал Кайнорт. — Я один долечу минут за десять и обстреляю склон прямо над местом, где сядет Йола. Ну, не выйдет — вернусь. Мы ничего не теряем, — спокойно повторил он.

Деус не могла противиться воле лорда-песца, но отпускать Бритца без Нахеля побаивалась. И всё-таки он спрашивал её мнения, и это подкупало. В конце концов, он вернулся с Маскараута. Не погиб и не переметнулся. Да и одному, без возможности превратиться, деваться ему было действительно некуда. А толку в прочистке трубы эксплодера от эзера было чуть меньше, чем от бранианской кошки.

— Ладно, лети. Сырок, вперёд, вперёд! Только быстрее!

Они потеряли уйму времени. Солнце уже перевалило зенит и ныряло из тучи в тучу, а метеоспруты ласкали вершины Тылтырдыма. Нахель выглянул из кротафалка. По землистому лицу ещё блуждали страдание и усталость, плотно сжатые губы не размыкались, грудь вздымалась прерывисто, но… но он сам поднялся на ноги. Кайнорт отвернулся и улыбнулся, чтобы никто не видел.

Крылья остекленели, и Бритц потряс ими, разбивая и сбрасывая ледяную корочку с витражей. Он как следует раздышался перед полётом и подхватил Сырка на руки. На морозе изо рта вырывались тучи пара, как из дым-машины. Шестиметровые в размахе, крылья легко подняли тело человека. А двуногий песец весил немного, половину его объёма занимал мех. Обычно Кайнорт любил летать не превращаясь, но на Зимаре холод сковывал его, будто проволокой. Он летел лишь на топливе спонтанной идеи. Когда Деус изложила такой гладкий,