Печать Мары: Пламя. Книга I - Дарья и Алексей Домбровские

начала растекаться небольшая кровавая лужица. Радослав хотел ее поднять, но тут рядом упала другая. Потом еще одна. Остальные, как ни в чем не бывало, продолжали наносить клювами удары по иконе.

Все закончилось так же неожиданно, как началось. Птицы мигом, как по команде, разлетелись по келье и одна за другой вылетели наружу. Радослав сделал несколько шагов по направлению к иконе. Подошел к ней, стараясь не наступать на птичьи трупики. Взял ее в руки и вытер рукавом запачканную кровью поверхность. Присмотрелся — и от удивления чуть не выронил икону из рук. На черной закопченной доске виднелись стройные ряды букв, выбитых птичьими клювами. Глаголица. Давно забытая древняя письменность, которую язычники использовали для своих священных книг и переписки.

Радослав прочитал текст, потом перечитал еще раз. Поставил икону на место. Оглядел келью. Собрал мертвых галок и положил на подоконник. Завтра нужно будет их захоронить. Вернулся в глубь кельи и сел на жесткую кровать. Провел натруженными высохшими руками по коленям. Удовлетворенно вздохнул. Мара дала ему весть. Теперь он знал, что делать! Медлить не нужно. Нужно найти Болдыря и все ему рассказать.

В небольшой горнице простой крестьянской избы царил полумрак. Пара свечей да чадящая лампада в углу у перевернутых ликами к стене икон. Негоже новому чужому Богу подглядывать за служителями богов древних. Радослав и Болдырь сидели за длинным, потемневшим от времени столом. На лавках, один напротив другого. Болдырь занудно вещал бесцветным ровным голосом:

— Обнищал народец-то, добра нету ти. Поживиться нечем. Ни мехов, ни меду, ни зелена вина, одна полынь да лебеда. Ижора да чудь белоглазая носы воротят, торговли нет… не на что рухлядь-то выменять у них…

Сделал паузу, глянул на молчащего собеседника и добавил, веско разделяя слога:

— Не-на-что…

— Болдырь!

Радослав не скрывал своего раздражения. Болдырь удивленно посмотрел на него и замолчал.

— Что ты за человек такой? Рухлядь у Силина взял, а тебе все мало. Не видишь дальше носа своего. Мелкая твоя страстишка, алчность твоя ненасытная сгубит тебя. Сгубит… Эээххх.

Радослав махнул рукой, шумно выдохнул, стараясь успокоиться. Провел рукой по гладким доскам стола. Взял себя в руки и продолжил уже спокойным, привычным тоном:

— Ну, а теперь послушай меня. Мара передала мне послание. Знаю я теперь, где сам Рюрик лежит и дружина его малая. Нужно теперь найти перстень, Марой в этом мире оставленный. Он поможет нам Рюрика оживить. Есть у нас теперь дело. Великое дело! И поможешь мне это дело сделать — будешь и в соболях ходить, и с золота есть, и из серебра пить…

Болдырь, пораженный услышанным, удивленно глянул на старика. Потом откинулся на лавке к стене и улыбнулся. Да так, что белые зубы блеснули в темноте.

— Погодь, погодь. Не спеши, мил человек. Слыхал я про Рюрикову могилу и про сорок мер золота, и про дюжину дружинников евойных… Слыхивал, и не раз. И про перстень тот знаю кое-что…

Болдырь с шумом отодвинул лавку и порывисто встал. Обошел стол, подошел поближе к Радославу. Навис над ним, уперев правую руку в стол. Заговорил быстро и раздраженно:

— Ты мне еще о Китеже-граде расскажи, о сокровищах его несметных. Последний раз один такой знатец тоже мне соловьем заливал…

Радослав резко встал, так что Болдырь вынужден был отстраниться. Старик придвинулся к разбойнику почти вплотную. Он был выше Болдыря ростом, поэтому чуть нагнулся, чтобы заглянуть ему прямо в глаза. Неожиданно Радослав схватил Болдыря за грудки, притянул его еще ближе к себе за ворот дорогого кафтана.

— Ты с кем-то меня спутал, Болдырь. Ты, вошь бородатая, смеешь в моих словах сомневаться! Мара тебя выбрала, а ты тут кривляешься, как скоморох на ярмарке!

Радослав отпустил Болдыря, и тот сделал шаг назад. Приходя в себя, отряхнулся, разгладил одежду. Вид у грозного разбойника был растерянный. Он не ожидал от старика такой вспышки гнева и еще не пришел в себя. И тут Радослав, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Делай, что скажу, и будут тебе сокровища несметные, без всякого Китеж-града. Не сомневайся. За моими словами сама Мара стоит. И слово ее нерушимо.

Радослав замолчал. Посидел немного молча, потом поднял вверх перст, в направлении черного от сажи потолка:

— Как и возмездие.

Он развернулся, пошел к двери. Молча открыл ее и отошел в сторону. Половицы тяжело заскрипели, и в горницу, пригибая здоровенную голову, втиснулся настоящий гигант. Здоровенный, необъятный в плечах богатырь, в старинной кольчуге, с огромным прямым мечом на поясе. Грубые, крупные черты лица были как будто вырублены из дерева топором неумелым подмастерьем. Рыжая борода и волосы торчали во все стороны. Маленькие, красные, налитые кровью нечеловеческие глаза злобно впились в Болдыря. Тот постарался сохранить самообладание, но страх отчетливо читался на его лице. Радослав довольно ухмыльнулся:

— Знакомься, это Болдырь. А это Волот, слуга Мары.

Радослав, довольный произведенным впечатлением, улыбался, не скрываясь:

— Волот в делах твоих поможет по мере сил.

Волот нечленораздельно рыкнул, обнажая большие желтые зубы с огромными резцами. Радослав махнул рукой. Волот неуклюже развернулся и вывалился из горницы. Радослав подошел к еще не пришедшему в себя Болдырю, покровительственно похлопал его по плечу:

— Ты, Болдырь, сильно не балуй сейчас. Я потом скажу, что делать.

Болдырь, соглашаясь, кивнул головой.

— Я пойду?

— Иди, иди…

Болдырь опрометью выскочил из избы, а Радослав вернулся на свое место. Сел, удовлетворенно потирая руки.

* * *

Деревенская баба наполняла у колодца ведра с водой. Поливали сегодня много. Ведро на длинной веревке, привязанное к журавлю, уходило глубоко, в темную глубину колодца. Баба с трудом вытащила его, полное до самых краев студеной колодезной воды. Поставила на землю, пролив воду себе на ноги. Зябко. Перед тем как закинуть на плечо коромысло, поправила платок и захотела вытереть пот. Поднесла руку ко лбу — и замерла. По дороге, выбивая из земли облака пыли, неслись всадники. Баба пригляделась, и ей прямо в глаза блеснули отблески от обнаженных клинков. И тут же из леса вывалилась ватага пеших. Разбойники.

Баба истошно заорала, метнулась в сторону деревни, опрокинув только что поднятое ведро:

— Кара-у-у-ул!

Деревенские высыпали из домов на улицу. Кто-то побежал за огороды, кто-то пытался спрятаться в сарае или на сеновале. Всадники появились на улице. Один мужик, видимо из отставных боевых холопов, а может, просто отчаянная голова, выбежал из сарая с рогатиной. Быстро огляделся. Сноровисто выставил вперед рогатину, как копье, навстречу несущемуся прямо на него конному. Конь взвился на дыбы, навалился грудью на рогатину и свалился набок, придавливая