Патриот. Смута. Том 5 - Евгений Колдаев

Так что нет — время дорого! Это мое слово.

Ус глянул на меня, кивнул одобряюще, продолжил:

— Собратья! Есть в излучине Красивой Мечи, что на восток от Ефремовской слободы броды. Точно есть, знаю. Не такие большие, не такие спокойные, но есть. Думаю, к ним идти надо. Чуть стороной.

Пара сотников закивала.

— Да, знаем, слышали.

— Они, как и талицкий брод, получается. Чуть в сторону от паромной переправы. Часа два, может, полдня. Там острога нет, сторожа раньше была. И все. И здесь смотря, как идти. — Он погладил свои усы. — Но тут еще второе есть.

— Что? Давай, не томи.

— Так, я про него начал. Дело не только в переправе, други. Дело в Смуте. — Он с силой втянул носом воздух. Кулаки сжал. — Собратья. У нас здесь все же крепость. Да, татары в любой момент могут явиться. Но порядок, какой-никакой. Игорь Васильевич, скажу как есть, не гневись. Белов, хоть и лютый человек был, но строгий до дел. Порядок знал. Два дня окрест всю лиходейскую заразу изгнал, выжег, посек. А дальше что?

Он покачал головой. Собравшиеся начали переглядываться, шептались, понимали, что дальше земли будут не такими гостеприимными, как эти. Даже мои, воронежские начинали понимать — будет сложнее.

Ус продолжил мысль:

— А дальше, до Тулы земли Смутой истощенные. Кто там тать, а кто холоп, не поймешь. Уверен, разбойник там каждый второй, если не первый. Сожжено многое, поломано, разрушено. Народ голодает, с ума от этого сходит. Недоброй дорогой на север вам идти, собратья. Предостеречь хочу.

— Мудрые слова говоришь, Ус. Спасибо. — Поднялся я.

Посетила меня мысль, может все же старого казака с собой взять. Оставить крепость на Фому Буйнова. Он человек толковый, за пушкарями же следит как-то. За припасом. Может, и с управлением всей крепостью справится.

Только вот, старый больно Сава.

— Я еще скажу. Воевода, с твоего позволения. — Продолжал казак. — Берите припаса до Тулы с запасом. Лучше до Москвы и обратно. Мы здесь говорим о двух днях подготовки. Надо и три берите и четыре. Только чтобы припаса хватило. Уверен, неоткуда будет вам и фураж брать, и припас. Люди в этих землях пуганые, злые и затравленные. Постоять за них некому. Многие воюют и за Василия, и за Дмитрия, а так если глянуть… — Вздохнул он. — Только за себя, жизнь свою, и живот свой мало-мальски полный воюют. И что творится там, сам бог только знает.

Он поклонился, сел.

Говорил толково. Припаса брать надо больше, собрать все, что возможно. У нас с собой довольно много всего, но лучше иметь запас. Тула она тоже — орешек твердый. Как ее брать? Пока мыслей не было. На сам город надо взглянуть. Да и надежда была, что откроет он передо мной ворота сам. Все же он, насколько я по истории знал, колебался постоянно.

То за Димитрия вставал, то за Василия. Летом этого года, Тулу Заруцкий, который вернулся после Клушино от Сигизмунда к Лжедмитрию, взять должен будет. Но, это ближе к августу, к концу лета. К концу года, получается. Раньше же в сентябре Новый год отмечали. Не зимой.

Пока что, если память не изменяет, Тула за царя Василия стоит.

Совет военный завершился. Отужинали мы все вместе. Хлеб разделили, по старой Русской традиции, чтобы укрепилась наша клятва и вера друг в друга. Чтобы все понимали, ради чего и для чего рука об руку сражаемся.

Ночь уже вступала в свои права. Люди поднимались, кланялись, расходились.

Самому на отдых мне отправляться было рано. Как и в баню перед ним.

Потребовал к себе Войского и Шеньшина. Из своих попросил остаться только Григория. Он из всех самый книжный да разумный. Ему не саблей махать, а в документах возиться. Грамотный, толковый, может, добавит чего из своих познаний или поправит.

Телохранителей верных отпустил имуществом заниматься, лошадьми своими. Им дел прилично было, снаряжение в порядок привести. А Ванька, холоп мой, безмерно был рад меня видеть и всем имуществом незамедлительно занялся. И коней проверять, и стрелковое оружие. Даже саблю порывался взять наточить, с которой я ходил и бился. Подумав, я даже отдал, после рубки доспеха, пускай проверит, что и как там с ней. Подправит, если надо у кузнеца или сам.

Сменил оружие на менее привычную, тоже трофейную баторовку.

Войский пришел первым, поклонился, замер у входа.

— Садись, Фрол Семенович. Садись. Поговорить за лагерь Дмитрия нужно. И за Московских бояр, чтобы понять лучше, кто есть кто и за кого стоит.

Он пожал плечами, присел.

— Я, чем смогу помогу. Но… — Сделал паузу. — Не знаток я этих дел, боярских.

— Скоро еще Артемия приведут. Ты с ним, думаю, в обозе-то познакомился.

— Да, господарь. — Кивнул он. — Он-то да, он думаю знаток всего этого. Особенно про московскую всю эту боярскую долю. Как клубок этот свернут, лучше меня знает, это уж точно.

Приметил я, что уже и Войский на такое обращение, как «господарь» перешел. Чудно. Недавно просто боярином московским кликал, потом воеводой, а теперь господарем. Как быстро все меняется.

— И как тебе этот человек? Артемий?

— Ну… — Протянул старик. Посмотрел на Григория, что сидел справа от меня с каменным, недовольным лицом. — Хитрый, скользкий, язык длинный и умный. Ногу его я как смог в норму привел. Заживает. Но хромота не уйдет. На всю жизнь.

Ухмыльнулся.

— Хитрый, говоришь.

— Ну да. Все выспрашивал, интересовался. С людьми заговорить хотел, узнать, прознать, договориться, выведать. Вроде бы пленник, а вроде и нет уже.

— Дипломат, одно слово. — Вздохнул, продолжил. — Ты с ним как, много о чем говорил?

— Ох, господарь. — Сокрушенно покачал головой старик. — Я больше людей учил. Весь поход. Нелегко это. Поверь.

— Верю.

В этот момент ввели Шеньшина. Он ковылял, опираясь на костыль, уставился на меня. Чувствовал я ненависть, страх и злобу. Но на лице этого человека играла маска с более-менее приятной, хотя и натянутой улыбкой.

— Звал меня, воевода. Зачем понадобился? Чем служить могу делу твоему?

— Садись. Говорить будем. — Я махнул рукой.

Он покосился на остальных собравшихся, прошел. Аккуратно сел, ногу вытянул медленно. Скривился от боли. Костыль положил рядом.

— Я весь твой, воевода.