Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

и не замечал… вернее, принимал как должное и держал в голове только собственные цели и интересы, пёр неудержимо, как трактор. Вот и сейчас – шарашил через поле, и похрустывал бумажный пакет с пирожками, и волосы красиво развевались, и полы серого пальто хлопали на ветру.

«Хоть бы один репейник прицепился», – подумала Алька и поймала себя на желании этот самый репейник сорвать и кинуть в прямую спину, облитую серым драпом.

Стало и смешно и стыдно.

– Эм… Горислав? – окликнула она его, потому что внутри заскрёбся вопрос, внезапный, но очень важный.

– А? – откликнулся он растерянно, словно не узнал собственное имя, и полуобернулся. Чёткий профиль на фоне сумрачного неба с голубыми прогалинами был красивым – такие называют «классическими», а на лбу лежал неизменный каштановый локон, тоже очень художественно. – Вы чего-то хотели, Алика? Пирожок?

– Спасибо, у меня ещё есть, – смущённо отсалютовала она своим пирожком, пока только надкушенным. – Я просто вдруг подумала… А зачем вы меня вообще позвали с собой?

Лицо у него просветлело.

– А, ну тут всё просто! Вы мне очень нравитесь, Алика, – сказал он честно. – Ещё тогда понравились, когда угрохали недоброй памяти Светлова. Я и сам подумывал что-то такое провернуть, но служебная этика, понимаете, – поморщился он и, развернувшись, зашагал дальше. – Тогда к вам подкатывать было бы с моей стороны и бессовестно, и глупо. А потом работа, всё такое, восемь лет как один день – и тут обстоятельства снова нас сводят. Я решил: а почему бы и нет? – белозубо улыбнулся он через плечо. – В конце концов, вы взрослая женщина и всегда можете меня послать, если что-то не нравится! Ну и мне самому надо ещё понять: это я влюбился или просто хочу затащить вас в сыск? Как говорится, есть варианты.

От неожиданности Алька подавилась пирожком и чуть не уронила в заросли столовский стакан.

– Я… э-э…

– Не переживайте, Алика, у нас с вами сейчас скорее деловая поездка, чем свидание, – неубедительно успокоил её Дрёма, шагая под сень дубов. – Мне действительно нужен надёжный напарник, с которым не страшно сунуться в курганы… Или напарница. Ну вы посмотрите, какие красавцы! По восемьсот лет им.

Глядя, как он искренне улыбается и ходит, похлопывая дубы по стволам, словно со старыми приятелями здоровается, Алька и сама невольно улыбнулась.

– Вы как будто к друзьям приехали.

– К подопечным, – не смущаясь, подтвердил Дрёма. – Изначально трассу в сторону Ярограда должны были проложить аккурат здесь, потому что тут более ровный участок, а если обходить – надо или туннель копать, или мост строить. Мой отец тогда выступил против изначального проекта, ездил сюда с фотографом, писал репортаж про дубы, собирал подписи для коллективного письма в дорожное ведомство… Ну и я с ним шатался, каникулы же, что в столице делать? Эх, хорошее время было.

Они ещё немного постояли там. Алька допивала чай; после пирожка руки были чуть масленые, и стакан скользил. Дрёма стоял, привалившись спиной к стволу самого большого дуба и чуть откинув голову назад. Глаза у него были закрыты; локон, ниспадающий на лоб, издали напоминал трещину.

С кочки, поросшей мхом, на них пялилась большая чёрная гадюка.

Алька поймала её взгляд и чуть дёрнула подбородком в сторону: мол, давай отсюда, не мешай.

Гадюка в ответ качнула жирной башкой – и бесшумно уползла.

К машине вернулись без приключений, даже репьёв особо не нацепляли. Дрёма метнулся в столовую – вернул посуду; Алька пока забежала за водой и шоколадками в дорогу. Когда он вернулся, то спросила у него о чём-то, обратившись снова по имени, а он споткнулся.

– Вам не нравится, когда вас так зовут? – насторожилась она, сопоставив этот раз и прошлый. – Простите, просто я подумала, что раз вы ко мне по имени, то и я могу…

– Нет-нет, дело не в этом, я бы вообще с вами с удовольствием перешёл на «ты»! – поднял руки Дрёма, точно сдаваясь. И виновато улыбнулся. – Но по имени меня правда редко зовут, фамилия-то звучная. Вот в детстве, если я нашкодил, мать, конечно, упирала руки в бока, поправляла очки на носу и звала так, с растяжечкой: «Гори-и-исла-а-ав»! Брр, как вспомню – аж мурашки, – поёжился он, откручивая мигалку с крыши и убирая её под сиденье.

– А вы часто шкодили? – спросила Алька, усаживаясь на сиденье и с удовольствием вытягивая ноги: в машине было тепло.

– О, постоянно! Угадайте, какое у меня прозвище было в школе? Подсказываю: производное от имени.

Он захлопнул дверь, пристегнулся, завёл машину – и плавно вырулил со стоянки, обогнув ежа, деловито переползающего дорогу.

– М-м… – протянула Алька, с трудом удерживаясь от смеха. После нескольких часов более близкого общения она уже примерно представляла, куда копать. – Даже и не знаю. Неужели «Горюшко»?

– Почти в точку, – подтвердил Дрёма, разгоняясь по трассе сразу до ста сорока километров в час, благо в ближайшее время ни поворотов, ни горок не было. – «Горе ты наше», произносить скороговоркой, закатывать глаза.

– А дома как звали? – не удержалась от вопроса Алька. – Славой?

Дрёма фыркнул:

– О нет! Мать у меня Мирослава, как вы, может, помните; я сам Горислав… А отец знаете кто был? Велеслав! Тройная слава, многовато на одну маленькую семью. Так что мать звали Мирой, отца – Велькой.

– Как моего двоюродного брата, – улыбнулась Алька невольно. – Он Велемир.

– Богатырь, наверное, – хмыкнул Дрёма. – А меня называли… вы только не смейтесь, Алика, очень постарайтесь… Дрёмушка.

Она очень старалась, даже губы кусала, но всё равно расхохоталась.

– Вам… вам очень идёт, правда.

– Как жестоко, – упрекнул её он. Сам тоже улыбался, конечно. – Я-то хотел быть кем-нибудь мрачным, гордым, пафосным… Гором, например.

– Ну, пафоса у вас и так с лихвой. И плащ очень драматичный.

– Я старался!

Так, с шутками и прибаутками, они долетели до Ярограда. Там, уже на подъездах к городу, километрах в тридцати от него, появилась связь, и до Дрёмы кто-то дозвонился. Пришлось остановиться на очередной заправке. Альку уже некоторое время клонило в сон. Пока Дрёма что-то напряжённо объяснял, с чашкой кофе сидя на пластиковом стуле под тентом, она задремала, да так крепко, что проснулась только оттого, что машину резко подкинуло на кочке.

– Простите, – повинился Дрёма; лицо у него было бледноватое и напряжённое, а пальцы сжимались на руле слишком сильно. – Дальше так и будет, к сожалению. Пока доедешь, всю подвеску разобьёшь… А машина не казённая. Не смотрите так, Алика, – улыбнулся он. – Всё хорошо. Мне доложили о ходе дела, по Костяному всё начинает проясняться… Ну а я на радостях задумался и хватанул две чашки кофе, – и он снял одну