Воронцов. Перезагрузка. Книга 10 - Ник Тарасов

Я подошёл к окну, подставляя металл под косой утренний солнечный луч. В этом освещении становилась видна тончайшая, едва различимая узорчатость на поверхности — не та грубая слоистость обычной стали, а нечто более тонкое, почти мистическое, напоминающее муар дорогого шёлка.

Это было оно. Тигельная сталь. Металл, из которого можно делать хирургические скальпели для Ричарда, которые не затупятся и не сломаются посреди сложнейшей операции. Пружины для телеграфных ключей и механических ламп, которые выдержат миллионы циклов работы без усталости и деформации. Резцы и свёрла для станков, способные обрабатывать самые твёрдые материалы. И стволы. Стволы ружей и пушек.

Я представил себе русские пушки, отлитые из такой стали. Лёгкие, манёвренные, дальнобойные, способные вести огонь с невиданной скорострельностью, потому что не боятся перегрева и деформации. Французские чугунные монстры, которые приходится охлаждать после каждых десяти выстрелов, будут выглядеть против них как динозавры против хищных птиц. А штуцеры? Если сделать ствол из этого материала, можно увеличить навеску пороха вдвое, повысить начальную скорость пули, дальность прицельной стрельбы до трёхсот, а то и четырёхсот метров…

Наполеон сейчас, наверное, сидит в своём кабинете в Тюильри, склонившись над картами Европы. Собирает полки, тренирует солдат, копит порох и ядра, ведёт тайные переговоры с австрийцами или пруссаками. Он думает, что знает силу русской армии по прошлым войнам, что может предсказать исход будущих сражений, исходя из старого опыта.

Я сжал холодный, плотный брусок в руке так сильно, что края впились в ладонь.

Ты ошибаешься, корсиканец. Ты даже не представляешь, что тебя ждёт. У нас теперь есть сталь, которая перережет все твои блестящие планы и амбиции.

Я спрятал драгоценный брусок в нижний ящик стола и тщательно запер его на ключ. Ключ сунул в карман жилета, где носил самые важные мелочи. Нужно было срочно писать ответ Строганову. Поздравить, разумеется — успех был огромный. И дать новые, детальные рекомендации.

Надо было объяснить принципы термической обработки этой стали — закалка в масле или воде в зависимости от нужных свойств, отпуск при разных температурах для получения либо максимальной твёрдости для режущих инструментов, либо упругости для пружин, либо вязкости для деталей, работающих на удар. Этот металл требовал уважения и знания — неправильная термообработка могла превратить его в бесполезный хрупкий хлам, годный разве что на гвозди.

Но главное — процесс был запущен. Джинн выпущен из бутылки, точнее — из глиняного тигля, закалённого в огне. Россия получила сталь будущего раньше, чем это должно было случиться по всем законам истории, которую я помнил.

* * *

Письмо Строганову я писал почти весь день, тщательно продумывая каждую рекомендацию. Описывал режимы закалки — для инструментальной стали нагрев до ярко-вишнёвого цвета и быстрое охлаждение в масле или воде в зависимости от размера детали. Для пружин — закалка с последующим отпуском до соломенного или голубого цвета побежалости. Для конструкционных деталей — более мягкая закалка и высокий отпуск для получения оптимального сочетания прочности и пластичности.

Особо подчёркивал важность равномерности нагрева и охлаждения — малейшая неравномерность может вызвать внутренние напряжения и трещины. Рекомендовал построить специальную закалочную печь с точным контролем температуры, где детали можно было бы прогревать медленно и равномерно.

Советовал провести серию испытаний — делать пробные образцы с разными режимами обработки, испытывать их на твёрдость, прочность, упругость, ударную вязкость. Вести подробный журнал с записью всех параметров и результатов. Только так можно было наработать надёжную базу знаний для массового производства.

И, конечно, давал рекомендации по улучшению выхода годных тиглей. Предлагал экспериментировать с разными пропорциями компонентов в глиняной массе, с температурой и длительностью обжига самих тиглей перед использованием, с защитными покрытиями внутренней поверхности. Три тигля из десяти — это хорошо для первого успеха, но для промышленного производства нужно было выйти хотя бы на семь-восемь из десяти.

Запечатав толстый пакет, я отдал его нарочному гонцу с наказом — скакать на Урал без остановок, меняя лошадей на каждой станции, и доставить лично барону Строганову в руки. Гонец был из людей Ивана Дмитриевича — проверенный, надёжный, вооружённый. Письмо было слишком ценным, чтобы доверять его обычной почте.

* * *

Маша нашла меня вечером в кабинете, сидящим у тёмного окна с бокалом вина. Я не зажигал лампу, просто смотрел на огни города за стеклом и думал о том, что мы сделали.

— Егор, — тихо позвала она из дверей. — Ты весь день в кабинете. Даже не вышел пообедать. Мы волнуемся, ты не заболел?

Я обернулся, протянул ей руку:

— Иди сюда, Машунь.

Она подошла, села мне на колени, обняла за плечи. Я прижался к ней, вдыхая родной, тёплый запах.

— Случилось что-то хорошее? — спросила она, заглядывая мне в лицо. — У тебя такой вид… торжественный какой-то.

— Да, — кивнул я, беря её руку и целуя пальцы. — Очень хорошее. Мы… мы сделали то, что изменит всё. На Урале получили новую сталь. Такую, какой не было в России никогда. Из неё можно будет делать оружие, которое даст нашей армии огромное преимущество.

Маша не совсем понимала технические детали, но видела, как это важно для меня.

— Значит, война будет не такой страшной? — осторожно спросила она. — Если у наших солдат будет лучшее оружие?

Я задумался. Война — это всегда кровь, боль, смерть. Никакое оружие не сделает её «не страшной». Но хорошее оружие даёт шанс. Шанс выжить, победить, защитить тех, кто за твоей спиной.

— Шансов будет больше, — честно ответил я. — Намного больше. И это… это уже немало, Машенька.

Она прижалась ко мне крепче, и мы долго сидели так в темноте.

Глава 17

Запах в мастерской стоял такой, что хоть топор вешай — густой, тяжёлый дух кипящего масла, смешанный с едкой химической горечью малахитовой пыли. Я открыл окно настежь, впуская свежий майский воздух, но это помогало слабо — вонь въелась в стены, в одежду, казалось, даже в кожу.

— Ещё немного, Александр, — скомандовал я, не отрывая взгляда от бурлящего котла, где булькала густая, тёмно-зелёная жижа. — Сыпь порошок медленно, ради всего святого. Не плюхни всё разом, иначе начнётся такая реакция, что нам мало не покажется.

Студент Зайцев, повязав лицо мокрым платком до самых глаз, осторожно наклонил деревянный совок над чаном с льняным маслом. Зеленоватая пыль — толчёный малахит, который мы с огромным трудом достали у местных ювелиров и иконописцев, выклянчивая буквально