Воронцов. Перезагрузка. Книга 10 - Ник Тарасов

— Нет, — резко, отрывисто возразил он, и в голосе его прорезалась сталь. — Вы создали оружие, Егор Андреевич. Настоящее, смертоносное оружие. Возможно, даже более опасное и эффективное, чем ваши революционные штуцеры с пьезоэлектрическими замками, чем стальные пушки, которые сейчас отливает барон Строганов на Урале. Это оружие, которое бьёт не железом и порохом, а информацией. А информация в войне часто решает больше, чем пушки.

Он шагнул ближе, глядя мне прямо в глаза с пугающей интенсивностью:

— Только представьте себе практическое применение, Егор Андреевич. Наполеон со своей Великой армией форсирует реку Неман, вторгаясь на территорию Российской империи. Пограничный пост фиксирует вторжение. Раньше, по старой системе, командир поста посылал бы гонца-курьера в ближайший штаб — это день пути на хорошей лошади. Из штаба гонец мчался бы в губернский центр — ещё день или два. Оттуда — в столицу — неделя в лучшем случае. Итого — от момента вторжения до получения информации императрицей проходило десять дней, а то и больше. За это драгоценное время французы могли бы захватить несколько городов, переправить через реку всю армию, закрепиться на плацдарме.

Он начал мерить кабинет шагами, загибая пальцы, отсчитывая:

— А теперь с вашим, как вы сказали — телеграфом. Пост фиксирует вторжение. Через полчаса — полчаса! — об этом знает командующий западным военным округом в своём штабе. Ещё через час — императрица сидит в Зимнем дворце и читает донесение. Ещё через два часа — по всем губерниям и армейским корпусам летят приказы о мобилизации, о выдвижении резервов, о подготовке к обороне. Скорость реакции увеличивается не в разы — в десятки, в сотни раз!

Он остановился у окна, глядя на вечерний город, окрашенный золотом заходящего солнца:

— Координация действий между отдельными армейскими корпусами, которые разделены сотнями вёрст. Снабжение войск — интендант в Москве мгновенно узнаёт, что нужно армии на передовой. Разведка — донесения агентов не едут неделями в секретных депешах, а приходят в штаб за минуты. Это полностью меняет саму природу, саму суть войны, Егор Андреевич!

Он резко развернулся ко мне, и в его глазах горел азарт, почти хищный блеск, который я очень редко видел у этого обычно невозмутимого, сдержанного человека:

— Это оружие страшнее артиллерии. Потому что даёт то, чего никогда не было ни у одной армии в истории человечества — абсолютный контроль, мгновенную реакцию, идеальную координацию. Наполеон сейчас думает, что знает силу русской армии по опыту прошлых войн, что может рассчитать её возможности, исходя из старых данных, предсказать её действия. Он ошибается, Егор Андреевич. Он даже представить себе не может, что мы будем знать о каждом его шаге через час, а он о наших действиях — через неделю.

Иван Дмитриевич вернулся к столу, положил обе ладони на стол, наклонился ко мне:

— Мы должны протянуть линию до Москвы. Немедленно, не теряя ни дня. Это приоритет номер один.

— Это огромные затраты, Иван Дмитриевич, — напомнил я, хотя сам прекрасно понимал необходимость проекта. — Нужны тонны медного провода — дорогого, дефицитного. Тысячи деревянных столбов, которые нужно заготовить, обработать, установить. Сотни изоляторов из керамики или стекла. Батареи для каждой станции — медь, цинк, серная кислота в больших количествах. Люди для строительства, для обслуживания, для круглосуточного дежурства на станциях. Охрана линии — провод ведь могут перерезать, украсть медь, она дорого стоит.

— Государство заплатит, — твёрдо, не допуская возражений, отрезал он, и в голосе не осталось и тени сомнения. — Казна выделит средства. Я лично поеду к императрице Екатерине Алексеевне, представлю ваше изобретение, объясню его стратегическое значение. Я пойду к военному министру, к канцлеру. Они поймут важность. Если кто-то будет сомневаться или тормозить — я заставлю их понять. Если не хватит аргументов — привезу их сюда, покажу работающую систему собственными глазами, как только что видел сам.

Он начал энергично ходить по кабинету, уже мысленно выстраивая план действий, и я видел, что мысль его работает на полную мощность:

— Первая линия — экспериментальная, пилотная — от Тулы до первопрестольной Москвы. Это позволит напрямую, без посредников связать наш оружейный завод, производящий штуцеры и военное снаряжение, с центральным московским арсеналом, с военным министерством. Передавать заказы, координировать поставки, отчитываться о выполнении. Если опыт будет успешным, а я не сомневаюсь в этом — тянем дальше, уже с полным финансированием. В Петербург, к императорскому двору. На запад — к Смоленску, к границе с Польшей. На юг — к Киеву, где расположена вторая армия. Сеть. Паутина связи, опутывающая всю империю и стягивающаяся к центру — к трону.

Он остановился передо мной, и лицо его было решительным, непреклонным:

— Ваша новая изоляция провода, этот… как вы его назвали? Резиноид? Она действительно надёжна, выдержит российский климат — морозы, ливни, снегопады?

— Мы варили медный провод в кипящем льняном масле с порошком малахита — окиси меди, которая служит катализатором, — терпеливо объяснил я, рад возможности говорить о технических деталях. — В результате химической реакции полимеризации получается плотное, водонепроницаемое покрытие, похожее по свойствам на натуральный каучук, но намного дешевле и доступнее. Мы проводили испытания — погружали провод в воду на сутки, замораживали в болоте, гнули, скручивали. Изоляция держится отлично, не трескается от холода, не размягчается от жары, воду не пропускает совершенно. И главное — её можно производить здесь, в России, из доступного сырья. Льняное масло делают на любой маслобойне, малахит добывают на Урале тоннами для иконописцев и ювелиров.

— Превосходно, — кивнул Иван Дмитриевич. — Значит, нет зависимости от иностранных поставок, от капризов заморских купцов.

Он направился к двери, явно собираясь немедленно приступить к реализации возникшего плана, но у самого порога задержался, оглянулся, и на лице его мелькнуло выражение, которое я не сразу смог определить — смесь уважения, восхищения и чего-то ещё, похожего на суеверный страх перед непонятным, непостижимым:

— Быстрее самого быстрого скакуна… Быстрее голубиной почты… Невероятно, непостижимо. — Он покачал головой, словно всё ещё не до конца веря в реальность увиденного. — Мы опередим само время, Егор Андреевич. Мы научимся управлять временем, заставим его работать на Россию, на нашу победу. И это ваша заслуга. Ваш гений. А теперь я побежал на завод — все же проверю что получили сообщение с той стороны, с вашего позволения.

Дверь за ним мягко закрылась, и я остался один в кабинете, медленно опускаясь обратно в