По прозвищу «Сокол». Том 3 - Алекс Рок

И всё же знал наверняка, старый ветеран не ошибся.

Дошёл до самого края. У тёплого, пышущего жаром короба внутридомового отопления приютилась миниатюрная, сжавшаяся в комок фигурка. Я даже не мог описать словами, насколько маленькой она показалась мне в тот момент.

– Оксана? – подошёл ближе, заглянул в раскрасневшееся от холода лицо.

– Привет, пап.

– Ты что тут делаешь? – сам не знал, на какой ответ рассчитывал. Где-то внутри сидело желание прямо здесь схватить эту маленькую паршивку за ухо, утащить домой. Забота говорила то же самое, только горазда была продумывать дальнейшие шаги: раздеть, натереть спиртом, налить горячего чая. Чего там ещё делают, чтобы не простудиться?

– Пап, если бы меня завтра не стало, что-нибудь изменилось бы в твоей жизни?

Почуял, как пересохло в горле.

– М-мы уже говорили об этом. Совершенно недавно.

Едва различимый кивок в ответ. Говорили, но, кажется, она не удовлетворилась ответом. Я протянул к ней руку, желая взять за рукав, поставить на ноги. Отдёрнула локоть так, словно я собирался ей навредить. В глубине девичьих глаз сверкнула страшная, жуткая обида. Ну что я опять успел сделать не так?

Её выкрутасы порядком осточертели, но я продолжал церемониться. Нина, Максим, Светлана – все в один голос пели, что мне следует быть терпимей. А ещё не пытаться понять её, а всего лишь сделать вид, что понимаю. Наверно, самая лучшая тактика…

– Ответь на вопрос!

Я в ответ сверлил её внимательным взглядом. Так хищник смотрит на отчаявшуюся, готовую на последний рывок жертву. Дёрнется, и кинусь на неё, повалю, обезврежу приёмом. Показывали же мне ребята, куда надо надавить, главное лишь не переборщить.

Она так и не дождалась ответа. А я не знал, что говорить в таких случаях.

Девчонка выдохнула.

– Я маме пыталась позвонить. Не только сегодня, каждый день. А сегодня она ответила.

Да что ж всё гадство-то собралось в один день?!

Я внимательно слушал дальше, ловил каждое слово. Девчонка горько рассмеялась собственной наивности, покачала головой. На щеке блеснула быстро застывающая капля слезы. – Знаешь, я вот думала, что уеду и… в ней что-то ёкнет. Что одумается, оглянётся назад, посмотрит на себя со стороны. Изменится. Примет ошибки…

– Скажет, что ты ей нужна?

Оксанка подняла на меня взгляд, полный недоумения, словно вопрошала, откуда я знаю. У меня начало прихватывать болью уши и пальцы, хотелось спрятать их в карманы. Оксанка оказалась умнее, явилась сюда в шапке и в перчатках. Ветер трепал локоны её светлых волос.

Я потеребил затылок.

– Когда-то я думал, что однажды уйду в армию, а отец… Ну, что он оценит, поймёт. Мы всегда надеемся, что тот, кто делает нам больнее остальных, заметит, что вместе с нами теряет нечто важное. А он не обратил внимания, даже когда я сказал ему, что ухожу в контрактники. Сказал лишь, чтобы я там сгинул и пропал, прямо как мать.

Теперь уже молчала она, а я продолжил.

– Я набил ему морду. На этом всё моё общение с ним закончилось.

– Стало легче?

– Нет. Да я и не хотел, чтобы стало легче. Хотел разорвать порочный круг наших застоявшихся отношений. А теперь посмотри на меня, Оксан. Зачем ты пришла сюда? Прыгнуть вниз? Чтобы головой и не в сугроб, а об асфальт? Не жалко себя, только чтобы на давно чужом лице появилась слезинка сожаления? Доказать… доказать что?

Она осадила, опустила голову, прикусив изгрызенные в кровь губы. Я шёл на неё медленно, сокращая дистанцию с каждым миниатюрным, но шагом. Не знаю, в каком она состоянии, но способна на любую глупость.

– Я хочу, чтобы она попросила прощения!

– И для этого поехала ко мне? Не для того, чтобы учиться, жить, взрослеть отдельно от того, кто всю жизнь мечтал только о том, чтобы ты сделала этот шаг? Ты ведь была на краю крыши, сама мне рассказывала. Но не шагнула. Теплила надежду, что она одумается? Или, может, решила, что в жизни ещё полно возможностей без того, чтобы кому-то что-то доказывать?

Шаг, ещё шаг. Словно минное поле. Едва слышный хруст снега, бешено колотящееся сердце. Жар моего дыхания, казалось, мог согреть всю эту крышу целиком.

– Она попросит у тебя прощения, и уже назавтра всё изменится, да? Станет лучше? Уйдёт вся та ненависть, что она выстраивала перед тобой стеной годами?

Её колотило от холода, кипучего молодого адреналина и страха. Прав я был тогда, мы оба с ней дети, которые стоят здесь и не знают, что им делать дальше. Ушей коснулся шорох лопастей, едва различимый в мареве пурги шнырял миниатюрный уборочный дрон. Надеюсь, дядя Юра уже продаёт билеты на нашу мелодраму…

– Он однажды позвонил мне. Отец. Когда меня показали по телевизору в одном из репортажей. Намекнул, что неплохо бы благодарному сыну вернуть должок за счастливое детство со своих наградных. Даже прощения просил. Хочешь также?

– Нет.

– А чего ты хочешь? Скажи прямо.

– Чтобы… что…

– Оксан, мир не меняется под нас, стоит нам закрыть глаза на неприятности, – от фразы несло заскорузлым повторением, неужели уже говорил ей об этом когда-то? Ветер хлестанул по лицу, заставив прищуриться. – Неприятности останутся с нами навсегда. Просто иногда пора уже сделать шаг.

– Хочешь, чтобы я сделала шаг? – неосторожно подобранное слово заставило её вспылить, глянуть в сторону края голодной пропасти. Я как будто пропустил её пассаж мимо ушей.

– … Переступить через прошлое. В прошлом мой отец, твой дед, жестокий тиран, свёл мать в могилу и того же желал мне. И либо я всю жизнь буду таить надежды, что однажды вселенная поквитается с ним за мои обиды, либо мне станет плевать. Я выбрал второй путь.

– А на меня? Тебе тоже плевать? Исчезну я, так ты поплачешь день-другой, а потом на работу?

– Ты хочешь жестокой правды или сладких обещаний? Тогда вот. Ты вклинилась в мою жизнь нежданным подарком. Я не знал о тебе годами, и вот ты появляешься передо мной. Я не знаю, как себя вести. Я отчаянно рву жилы, разрываясь между прежней жизнью и новой, в которой тебе есть место. И я не хочу тебя терять вот так, запросто, пустого каприза ради.

Она застыла, словно пробуя мои слова на вкус. Плавала в череде новых, вброшенных мной размышлений. Искала ответы на свежие вопросы. Сделала ко мне один, крохотный шаг навстречу. Я улыбнулся то ли ей, то ли себе. В глубине души тлела надежда, что если мы и не поняли друг дружку, то точно идём в этом направлении.